Тайна ее поцелуя
Шрифт:
Тут и Мари охватил гнев.
— Моя преданность никогда не принадлежала Англии! Я предана только своему народу. И Исад — такой же. В отличие от некоторых. За это я и ценю его.
Беннет процедил сквозь зубы:
— Информация была засекречена.
— Вы говорите об этом… словно о какой-то святыне. Может быть, для вас это именно так, но не для меня. Я не давала клятвы верности Англии. Я просто предположила, что разделяю некоторые ваши взгляды.
— А я предполагал, что у вас есть чувство
У нее сжалось сердце от этого его заявления.
— Видимо, вы слишком поспешно предположили… Возможно, в следующий раз вы сначала узнаете правду, прежде чем делать предположения.
Он приподнял бровь.
— А вы бы сказали мне правду?
— Да, — кивнула Мари.
Кое-что ей хотелось от него утаить, а об этом она действительно сказала бы.
— Неужели вы сказали бы мне о своем посещении Исада?
— Да.
— Но тогда почему же вы помогаете британцам?
— Я помогаю грекам. Мне наплевать на Англию.
— А почему вы согласились делать чертежи даже после Чорлу? Неужели вам предложили так много денег?
Мари с удивлением посмотрела на собеседника.
— Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
Беннет, казалось, смутился.
— А что я должен знать?
— Они принудили меня.
— Предложенная вам сумма была столь велика?
Мари презрительно фыркнула.
— Думаете, что я стала бы рисковать жизнью ради денег?
Майор молчал, и она продолжала:
— Да, похоже, вы именно так и думаете. Но я не так глупа, как вам кажется. Ваш кузен угрожал мне.
Беннет откинулся на спинку сиденья и скрестил на груди руки.
— И как же он угрожал вам?
— Ваш кузен подошел ко мне после того, как я сообщила, что моя работа окончена. И он сказал, что в интересах греческого движения необходимо убрать Нейтана.
— И это так на вас повлияло?
Равнодушие, прозвучавшее в голосе Беннета, очень ее задело.
— Да, повлияло. Нейтан — единственный, кто по-настоящему помогает грекам. Ваш кузен сказал, что если я сделаю чертежи еще двух фортов, то Нейтану позволят остаться и закончить свою миссию. А если я этого не сделаю, его отправят в другое место.
— Как благородно с вашей стороны! Почему вы хотите помогать грекам?
Мари помолчала, потом тихо заговорила:
— Знаете, когда другие девочки играли в куклы, мы с моей матерью играли в повстанца и солдата. Когда же мне приходилось играть с другой девочкой, я должна была чертить план комнаты, в которой мы играли, и, возвращаясь, делала точный до последнего дюйма план.
Беннет пожал плечами; он явно не понимал.
А Мари тем временем продолжала:
— В Англии моя мать каждую минуту посвящала борьбе за свободу своего народа. Она возвращалась с одной из встреч, на которых пыталась собрать средства для повстанцев, и тут ваша проклятая страна убила ее…
— Но ваша мать умерла от воспаления легких, не так ли?
Мари кивнула. Беннет по-прежнему ее не понимал, и она не могла объяснить ему свой гнев. Не могла объяснить его даже себе. Но она точно знала: все английское приносило ей несчастья. Английская сестра ее отца, которая увезла Мари к себе после смерти матери. Английские врачи, не сумевшие спасти ее мать. Проклятая английская земля, засыпавшая ее гроб.
— Но почему только сейчас?.. Ведь вы стали помогать грекам совсем недавно, верно?
Мари медлила с ответом. Она не хотела говорить о других повстанцах и о том, как близко она была связана с ними.
— Четыре месяца назад они казнили гречанку. Как предупреждение другим ее тело целый месяц не убирали от городских ворот. — Мари поежилась, хотя в карете было душно и жарко. — На ее месте могла бы быть моя мать.
Ночью Мари сняла со стены тело. Тогда она и встретила Нейтана. А та женщина была его возлюбленной и соратницей по борьбе.
Слезы снова подступили к ее глазам, и она медленно выдохнула, пытаясь сдержать их.
— Так, значит, британцы — как бы заложники вашего восстания? Вернее, инструмент, помогающий ослабить Оттоманскую империю?
— А кто я для британцев? И разве мои намерения имеют для них значение? Британцам нужна лишь информация, которую я могу им передать. Дважды вы принуждали меня продолжать работу, когда я уже хотела отказаться от нее.
Тут карета остановилась, затем заскрипела — это Селим слезал с козел.
— Я прикажу Селиму отвезти вас обратно на суаре, — сказала Мари.
Беннет открыл дверцу и предложил Мари руку.
— Позвольте проводить вас в дом.
Она отказалась от его помощи и соскочила на землю.
— В этом нет необходимости.
Беннет взял ее за плечо.
— Мари, я настаиваю.
Селим стоял в нескольких футах от них, глядя прямо перед собой, но он слышал каждое их слово.
Мари помедлила, потом кивнула:
— Что ж, прекрасно. Пойдемте.
Майор повел ее на женскую половину, и горничная ахнула, когда они вошли.
Мари сдержанно улыбнулась:
— Не беспокойся, Ашилла.
— Но я приготовила вам ванну, и ваше платье…
— Я займусь этим, — перебила Мари.
Горничная взглянула на них с беспокойством.
— Я буду неподалеку, если вам что-нибудь потребуется, госпожа.
Мари снова улыбнулась:
— Со мной все будет в порядке.
Ашилла чуть присела в поклоне и вышла.
— Эта дверь запирается? — спросил Беннет.
— А что?
— Нам надо закончить дискуссию, и я не хочу, чтобы ваши слуги помешали нам.