Тайна глубин
Шрифт:
Бог со скорбью смотрел на взрослеющего мальчика, надорвавшегося под тяжестью свалившихся бед, скорбел о том, что Его благодать служители церкви вновь превратили в закон, который убивает2, отняв от заповеди Дух Любви, которая животворит3… Но Он мог помочь Диме только в том случае, когда тот сам попросит разъяснить правду и пожелает выслушать ее от Бога через Слово Его. Но Дима не догадался спросить, без вопросов поверив тому, что ему сказали от имени Бога. Конечно, в начале мальчик пытался спросить у тех же служителей, почему есть конфликт между тем, что ему говорили в начале о безусловной любви Божией и тем, что сейчас ему выставили непомерное количество условий для того, чтобы заслужить любовь Бога.... Но Диме отвечали, что он слишком молод, многого не знает и не понимает. Говорили, чтобы он подождал, стараясь все исполнять правильно. И паренек не выдержал – он «сорвался» – закурил и иногда стал выпивать, чтобы снять ужасное напряжение, не дающее уснуть по ночам. «Я все равно не в состоянии исполнить всего, что нужно – решил он, – так хоть что-то получить для расслабления». Но алкоголь и курево не давало ни покоя, ни мира в сердце – только новую волну ожесточения и, немного отупляющего равнодушия.
Прошло два месяца с тех пор, как мать выписали из больницы, в которой она провела почти три месяца. Жизнь Димы вошла в свою тяжелую, беспросветную колею. Он работал как вол, не поднимая головы. Ксения Олеговна не могла понять, зачем ее сыну так много денег? И почему в доме этих денег все равно нет? Женщина все еще не могла выйти на работу сама, но узнала, что в магазине ее сын зарабатывает более, чем достаточно для их скромного пропитания. Кроме магазина он нередко уходил вечерами на заработки, но жили они впроголодь. Невольно мать встревожилась, предполагая, что сын, либо лжет, либо что-то недоговаривает. Не раз она старалась вызвать его на разговор, но тот уходил от ответа. В один из дней, женщина решила всерьез поговорить с сыном:
– Дим, я хотела бы узнать, что происходит? Ты работаешь в магазине даже сверхурочное время, уходишь куда-то работать вечерами. Ты совсем забросил собрания и разборы, но куда исчезают деньги?
– Я не могу тебе ничего сказать, – коротко ответил сын.
Он не мог рассказать о том, что соседу даже этих денег стало недоставать, и на прошлой неделе тот избил его «для профилактики», предупредив, чтобы Дима возвращал всю сумму. Мальчик с первого дня записывал все до копейки, как приучила его мать. Он записал сумму кредита и «отминусовывал» все, что отдавал. Только проценты Дима не записывал, так как с каждым месяцем проценты поднимались, и сумма росла в геометрической прогрессии. Если бы сосед не поднимал ставки, Дима сейчас отдал бы уже всю сумму, но вместо этого, сумма долга стала уже тройной.
– Дима, я не могу понять, что с тобой происходит! Ты стал раздражительными и злым, на собрание почти не ходишь, я давно не видела, чтобы ты читал Библию…
– Мам, не трогай меня с собраниями… Я не могу объяснить тебе всего, но мне сейчас туда лучше не ходить, – устало откликнулся сын, – ты же знаешь, что я пойду, когда появится желание. Раньше ты не давила и я сам пришел.
– Но раньше ты не принимал крещение и не давал обещания Богу, – напомнила женщина.
– Разве что-то изменилось? – приподнял бровь Дима, – разве я не остался свободным, чтобы выбирать?
– Лучше не обещать, чем обещать, но не исполнить4… – вздохнула Ксения Олеговна.
– тИ я теперь обязан делать все, что мне скажут в церкви, если я принял крещение? – Дима начал «закипать».
– Ты останешься без Бога… – попыталась убедить мать, но вдруг сын «сорвался».
– Надоели вы мне все со своими собраниями, со своим Богом! Сначала заманиваете, твердите, что все спасение бесплатно, по благодати. А потом «грузите» по полной! – вдруг раскричался Дима, – да, лучше бы я не принимал это крещение! Но я считал, что иду к Богу, не предполагая, что меня начнут «строить» церковники по своему пониманию и усмотрению!
– Дима, что с тобой! Откуда в тебе столько злости! Разве верующий человек может иметь столько зла в сердце? – искренне удивилась женщина.
Но вместе с удивлением в голосе женщины прозвучала знакомая пареньку нотка оскорбленного чувства «праведника», наблюдающего за жизнью «грешника». И этот отдаленный оттенок знакомый до боли в голосах других «наставников» последнего времени, добил паренька.
– Надоело все! – его голос сорвался, и он едва сдержался, чтобы не заплакать, – достало все! Да лучше я буду неверующим! Они хоть в душу не лезут! Им достаточно того, что я разговариваю с ними вежливо! А вы грузите тем, что никто понести не может! Ты сама поступаешь нормально и даже мудро, пока своих «братьев» не наслушаешься! А как только придешь со своего «членского» с тобой разговаривать становится невозможно!!!
– Ты это говоришь потому, что я сама по себе слишком многое тебе прощаю и спускаю? – горько усмехнулась Ксения Олеговна.
– Нет, потому, что ты руководствуешься любовью и сердцем,… а у тебя очень мудрое сердце! И ты уважаешь мое право выбора, а они – нет!!! Ты стараешься воспитывать без насилия, а им это не знакомо! Я и обычные правила не в состоянии выполнить частенько. А ваши заморочки и подавно!
– Так это не заморочки, этого хочет от нас Бог, а Он знает глубину нашего сердца! – возразила мать, добив сына этой фразой.
– Тем более! Это просто невозможно! – почти крикнул молодой человек.
– Бог может дать тебе силу справиться с этим,… – едва вставила Ксения Олеговна, но Дима перебил ее.
– Значит я не знаком с Богом! Я не могу получить эту силу! Да, я старался, честно старался, но не смог. Теперь отстаньте все от меня все! Я буду жить так, как смогу! Вы не можете дать человеку спокойно жить!?
– Кто это – вы? – холодным и обиженным тоном спросила мать.
– Вы со своими руководителями! – крикнул Дима.
– Не кричи на меня – оборвала Ксения Олеговна – я – твоя мать! И ты не имеешь права говорить со мной в подобном тоне!
– Что ж, извини – жестко бросил Дима и направился в свою комнату. – Только со своими собраниями ко мне не приставай! – Закончил он, закрывая дверь.
Когда Ксения Олеговна осталась одна в комнате, она расплакалась. После всего пережитого и после больницы, силы ее были еще слишком малы, и она тяжело переносила даже легкие волнения. Но такого обращения с ней сын не позволял себе даже раньше, когда отказывался говорить о Боге вообще. После покаяния Димы, у матери с ним были добрые и трогательно заботливые отношения. Но теперь ребенка словно подменили – он казался чужим. Прежняя детская мягкость и нежность сменилась холодностью и отстраненностью, он стал скрытным и угрюмым. И лишь иногда вечерами вдруг вновь становился ласковым и добрым. «Зарываясь» в ее колени, Дима лежал некоторое время молча, затем они говорили просто «ни о чем», о каких-то бытовых мелочах. Иногда он коротко рассказывал о смешных ситуациях, произошедших с покупателями или с сотрудниками. Рассказал, как в качестве «прописки» ему сказали принести пол ведра сопротивления для электро щитков. А когда он, озадаченный, ушел на склад с ведром, которое ему вручили, соображая по пути, может ли обычное сопротивление в электрической сети иметь второе значение, сотрудники смеялись над ним от души. И как добрый зав складом встал на его защиту, запретив подшучивать над пареньком.
Но это были лишь короткие моменты. Большую часть тех коротких часов, а иногда и минут, когда Дима был дома, он угрюмо молчал, доедая свой ужин, или спал. Вспоминая поговорку, «он боялся жить, поэтому много спал»,… мать все больше тревожилась за сына. Она очень тяготилась подобными отношениями, но не могла «вытянуть» из сына причину его подавленности. Ксения Олеговна очень хотела помочь сыну, но не знала, чем? После конфликта мать больше не упоминала о церкви, радуясь все же, что Дима иногда читает Библию.