Тайна графа Эдельмута
Шрифт:
— Жаль, что не мы! Жаль, что не мы! — потрясали кулаками фрейлины.
Так незаметно прошла неделя. Почти не выходя из подземной лаборатории, Бартоломеус и Эвелина листали колдовские книги, расколдовывали заколдованных, разбивали опустевшие колбы.
Увы, не все гомункулюсы получили свободу. Еще немало оставалось сосудов, где печально плавали мальчики и девочки, мужчины и женщины, кролики, свинки, божьи коровки… А это значило, что где-то по земле бродили звери, бывшие раньше людьми, и люди, бывшие зверями.
—
Он отдал приказ замуровать лабораторию.
— Чтобы ничто не потревожило хрупкое существование гомункулюсов — и людям и зверям, ставшим жертвой Шлавино, не грозила бы внезапная смерть.
На тележке привезли груду кирпичей.
Тук, тук, тук! — стучали молотки. Бак!.. Бак!.. — ложились кирпичи друг на друга.
В последний раз войдя в лабораторию, Бартоломеус взглянул на одного из гомункулюсов. Из-за тонкой стенки сосуда на него задумчиво глядел маленький граф Шлавино.
Значит, все еще жив.
Человек, наделенный магическими силами. Лечил людей. Потом стал с ними играть…
Бартоломеус протянул руку. Одно движение — ударить сосудом о стену — и страшного, пугающего всех «колдуна» больше нет…
Но Бартоломеус не считал себя убийцей. Вот если бы встретиться в честном бою…
Он повернулся и вышел.
Тук, тук!.. Бак! Бак!.. — продолжалась работа.
— Хорошо… Отлично! К вечеру все должно быть замуровано.
— Господин граф, — поднял голову один из работников. — Сегодня снова слышали вой чудовища за стеной.
Дул холодный ветер. С высоты крепостной стены хорошо было смотреть на звезды. Необъятная тень леса уходила далеко за горизонт. Деревушка на берегу, хорошо видная днем, совсем утонула в темноте.
На сторожевой башне горели факелы. По стене двигалась фигура часового. Охрану на стенах усилили.
— Двое спят в башне, двое смотрят в оба, — распорядился Бартоломеус, заглянув в очередную сторожевую башню. — Потом меняетесь.
— А что, если чудовище поползет по стене, ваше сиятельство? — поежился один из охранников.
— Факелом… копьем, — пожал плечом Бартоломеус. — Оно должно бояться огня.
Спустившись со стеньг, он направился в сторону центральной башни, где располагались жилые покои. Завтра, думалось ему, неплохо бы прогуляться по лесу В компании двух вооруженных слуг. Обязательно взять с собой того малого, что не захотел превращаться обратно в волка. Если посчастливится встретить чудовище…
Проходя мимо стены замкового садика, он заметил, что дверь приотворена. Из-за ветвей струился свет.
— Эвелина, ты тут одна! — обеспокоился он.
— Принцесса Розалия только что была тут, — оправдываясь, сказала девочка. — Она ушла, потому что озябла.
— Пойдем-ка и мы в башню.
— О, нет, если можно… Ты посидишь со мной?
Они устроились в беседке. Той самой, где несколько недель назад служанка с кабаньей головой так напугала принцессу и ее фрейлин.
Усевшись на скамью и закинув ноги на перила, Бартоломеус долгое время пребывал в задумчивости. Завтрашняя охота, чудовище с паучьими ногами, гомункулюс из замурованной лаборатории проносились в его голове…
— Понимаешь, я не мог. Это как убийство из-за угла, как напасть на спящего с кинжалом. В то же время чудовище необходимо уничтожить. Люди боятся. Сегодня снова слышали его вой. Он может взобраться по стене…
Оба невольно посмотрели на стену из громадных серых булыжников, окружавшую сад.
— О, Бартоломеус!.. — девочка в страхе прильнула к его плечу.
Он хотел сказать, что в ближайшие дни покончит с этим, что найдет в лесу чудовище и один на один — у чудовища зубы, у него кинжал… Но вдруг вздрогнул и повернулся к девочке.
— Как?.. Как ты меня назвала?
— Бартоломеус, — повторила Эвелина, улыбаясь в темноту.
— Милостивая государыня, что это значит? — воззрился он на нее. Но лицо Эвелины было трудно разглядеть в темноте.
— А разве это не твое имя? — продолжая улыбаться, сказала она.
— Гм… Интересно, — только и смог вымолвить он. — По каким же признакам вы сделали такой… странный вывод?
Эвелина пожала плечом.
— Так, просто… — И произнесла чьи-то очень знакомые слова: — Какую бы голову ты ни надевал, есть одна субстанция, которая всегда остается с тобой. Твоя душа…
В кустах запел соловей. Вышла из-за туч луна. Бартоломеус долго обдумывал услышанное. «Ты что же — видишь мою душу?» — хотел спросить он.
Но вместо этого строго сказал:
— Уж если вы столь догадливы, сударыня, то, надеюсь, все же столь умны, что сохраните — хотя бы до приезда вашего батюшки — свои догадки при себе!
Получилось несколько грубо. Бартоломеус прикусил язык.
Но вместо того, чтобы обидеться, Эвелина весело улыбнулась:
— Я замерзла.
Обрадовавшись возможности закончить разговор, он с готовностью вскочил на ноги:
— Сейчас принесу плед!
…Он поднялся по высокой деревянной лесенке и исчез в покоях. А Эвелина осталась ждать. Было и вправду холодно. Ведь на дворе стоял ноябрь. И хоть высокая стена защищала от ветра, девочка сильно озябла. Спрятав руки в длинные рукава куртки на заячьем меху — подарок принцессы Розалии, — она вылезла из беседки и стала прыгать, согреваясь. Свет факела с беседки отбрасывал длинные тени, тянувшиеся через клумбы и дорожки до самой крепостной стены.
Эвелина прыгала, и вместе с нею прыгала ее тень — по клумбам, по кустам, по серым булыжникам стены. И прыгали звезды, и луна… Казалось, по стене мечется живое существо — быстро-быстро: вверх-вниз, вверх-вниз…