Тайна и кровь
Шрифт:
На улице я спрашиваю себя:
— Куда же теперь?
Мне надо видеть Феофилакта Алексеевича. Но — что с ним самим? Спасся ли он или не спасся? Из прачечной выход был. Но даже если и спасен… Дома или нет? И надо ли рисковать? А может быть, в его квартире засада?.. Тогда — точка. Зверь сам пришел в свою западню! Но идти надо. Я должен получить выполненное задание. Иначе — с чем я явлюсь к генералу Лопухину?
И вот я — на Сергиевской, я стучусь в квартиру Феофилакта Алексеевича. Тишина… Молчание… Ни голоса, ни шороха, ни стука!
— Все погибло, — шепчу я и уже решаюсь уходить. И вдруг — дверь открывается. Он!.. Феофилакт Алексеевич наскоро жмет мою руку.
— Имейте в виду, что за мной следят, — говорит он. — Но, слава Богу, целы вы.
Он быстро проводит меня через большую квартиру. Теперь мы стоим у крайнего окна большой гостиной. Оно имеет вид фонаря, и из его боковых стекол видна даль Сергиевской улицы и забеленный, запушенный Таврический сад. Феофилакт Алексеевич мне объявляет:
— Слушайте и не возражайте! Ваша миссия слишком важна. Сейчас вы получите от меня подробные сведения. Задание ваше выполнено целиком. То, что должно быть сделано, — совершено. Генерал Лопухин получит все нужные ему данные.
Он быстро сует мне мелко сложенную бумажку. Она может поместиться на одной четверти мужской ладони. Феофилакт Алексеевич прибавляет:
— Каждую минуту я жду ареста. Если до вечера они меня не схватят, им не поймать меня никогда. Но это может случиться даже сейчас. Идемте! Вы должны знать, как уйти в случае попытки вас арестовать.
Чрез всю квартиру он ведет меня в уборную. Вдоль правой ее стены неприметно висит веревочная лестница. Феофилакт Алексеевич быстро поднимается по ней и движением сжатой в кулак руки ударяет в середину потолка. Я не верю своим глазам. Эта половина тотчас же откидывается вверх. Феофилакт Алексеевич объясняет:
— Там тоже уборная. Если стоять вот на этой верхней ступеньке лестницы, легко достать чрез открытый потолок за стул. Затем легкое напряжение мускулов, и вы — там, в следующем этаже…
Он дергает за веревку, будто для спуска воды из бака, и потолок захлопывается.
Тогда он доканчивает:
— Если бы вам грозила опасность и в следующем этаже, знайте, что и там из уборной ведет откидывающийся потолок — уже на чердак…
Я поражен.
Мы возвращаемся в гостиную, мы становимся снова у окна-фонаря, Феофилакт Алексеевич дает мне последнее объяснение к сводке.
Я пристально смотрю в окно.
И в эту минуту явственно слышу шум несущегося автомобиля. Как обострен мой слух, как болезненно напряжены мои нервы!
XI. Подозрения
Из боковых стекол окна-фонаря я увидел, как оцепляют дом. Автомобиль уже стоял у подъезда. Это было необычайно. Такие облавы производились только ночью, а теперь еще не было 11-ти. Нервно и часто стучало сердце. Гибель стояла за нашей дверью. Феофилакт Алексеевич крепко сжал мне руку у локтя.
— Вот и конец, — сказал он. — Я погибну, но вы должны спастись.
— Только вдвоем.
— В таком случае я вам приказываю, как старший.
— Такого приказания я не могу исполнить.
— Молчите и слушайтесь! Поймите: ценой вашей жизни я не куплю моего спасения.
И вдруг решительно, быстро и твердо прибавил:
— Если вы не скроетесь через потолок, я сейчас же застрелюсь. Ищут не вас, а меня.
Он нервно и торопливо вынул из внутреннего бокового кармана пакет. На его углах и в середине краснело пять круглых печатей.
— Возьмите. Представите Лопухину! Теперь я пуст… У меня — ничего. Прощайте!
Он обнял меня и перекрестил.
— Не забудьте о динамите и пироксилине! Их не отдавайте. Вы знаете, где они спрятаны.
Мы поцеловались. В ту же минуту раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Я пробежал в уборную. Как белка, взобравшись по лестнице наверх, я ударил кулаком в потолок. И он открылся легко и сразу, став как бы продолжением правой стены. Я поставил левую ногу на нижний выступ бака, мгновенно закинул руку влево в отверстие, нащупал стул, притянулся, оттолкнулся и захлопнул открытую половину потолка. Маленькая уборная была темна. Повсюду кругом стояла мертвая тишина. Было непривычно и жутко. Я тяжело дышал, будто только что взбежал по крутой лестнице на высокий этаж. Я открыл дверь в коридор. В великом, страстном и чутком напряжении я на минуту прислушался: что происходит сейчас внизу? Я ждал выстрела. Такие люди, как Феофилакт Алексеевич, не отдаются живыми! Но безмолвие внизу было такое же, как здесь, наверху, будто не мой страх объял весь этот огромный дом и, придавив, не выпускал из-под своей оцепенелой тяжести.
…Чего я жду? Зачем? Я вернулся в уборную и стал шарить в темноте, ища и здесь веревочную лестницу. Ее не было. На минуту мелькнула страшная мысль:
— А что, если отсюда выхода нет?
Тихонько, на цыпочках я пробежал по комнатам:
— Может быть, есть стол… табуретка…
Ничего не было! Тогда я вернулся в уборную, вынул револьвер и его рукояткой стал выдалбливать углубление в правой стене.
Какой-то внутренний предостерегающий голос говорил мне, дрожа и торопясь:
— Ты стучишь. Не стучи! Могут услышать внизу. Если услышат, ты пропал. Остановись!
Но я продолжал долбить. Легко отпадала штукатурка. Через несколько минут стена белела тремя неглубокими выбоинами. Я ухватился за цепочку бака (только бы она не оборвалась!), сделал прыжок вверх и, вися, стал всходить, ступая по выбоинам стены, как по неверной лестнице с исщербленными игрушечными ступенями. Потом ухватился за бак. Теперь оставалось ударить в потолок. Лежа левой рукой на верхней доске бака, я толкнул вверх. Потолок не двигался. Я ударил вторично. Он не поднимался. Тогда, собравши последние силы, какие могли быть у висящего в воздухе человека, я резко стукнул в третий раз. И потолок мгновенно откинулся.
И в этом верхнем этаже было все так же, то же расположение комнат, тот же тяжелый и сырой запах, то же безмолвие и тишина. Чрез кухню я поднялся на чердак, пролез через слуховое окно и остановился в нерешительности. С этой высоты пятиэтажного дома предо мной открывалась головокружительная бездна. Одно движение, один неверный шаг, минутная потеря равновесия и — смерть. Но крыша была заметена снегом. Уже давно никто не сметал его. Я осторожно ступил. Крыша была сравнительно плоска. Балансируя, я дошел до края. Соседний дом плотно прилепился к этой стене, и без труда я перешел на следующую крышу. Теперь я хотел найти железную пожарную лестницу, ведущую на двор. Заваленный снегом, ее верх был трудно различим. Я его отыскал не сразу. Наконец, я стал спускаться вниз. Страшные минуты!