Тайна имперской короны
Шрифт:
Сфинкс. Вообще-то легенды доносят о нем сведения самые неприятные. Типа он съедал всех подряд, кто не мог ответить на загадки…
Загадки…
Что-то совсем постороннее в голову лезет.
Вернемся к началу. Что такое сфинкс? Лев с головою человека.
Какое отношение этот древний языческий зверь может иметь к христианству вообще и к четырем евангелистам в частности?
– А звонок другу можно?
– Попробуй. Здесь сотовый не берет.
Ладно. Евангелисты.
Желая получше рассмотреть изображения, я поднял фонарь и приблизил лицо к
Пахло машинным маслом. Смазывает их кто, что ли?
Так. А на Дмитриевском соборе сфинкс изображен еще и с крыльями. То есть как бы три в одном: лев, человек и птица. Типа царь зверей, царь природы и… ага, орел – царь птиц.
Угу. И что это нам дает?
И тут у меня мелькнула мысль. Она была так проста и очевидна, что я даже сначала не поверил.
Идиот! Все просто!
Орел, лев, и человек (в смысле ангел) – это символы трех евангелистов: Марка, Иоанна и Матфея. Недостает тельца, который является принадлежностью Луки. Yes!
А на верхней плите мы видим сфинкса в виде человека-льва. То есть исключается еще и орел – символ Марка.
Стало быть, первым нужно нажать пластину с Лукой. Затем – с Марком. Потом… Мдя… Что потом? Остаются Иоанн и Матфей. Кто из них? Прямо-таки лотерея!
Охо-хо-хо…
Попробуем рассуждать логически. Иоанн в Евангелиях описывается, как человек очень молодой. Выходит, Матфей старше, то есть пришел в наш мир раньше. И вообще, старших положено пропускать вперед.
Кроме того, Евангелие от Матфея в Библии расположено первым.
В общем, судя по всему, порядок такой: Лука, Марк, Матфей, Иоанн.
– Дана, а спросить можно? – сладким голосом поинтересовался я. (Надо же подстраховаться. Только дураки сразу жмут на все кнопки, не думая о последствиях).
– Нет!
– Я просто подумал…
– Открывай дверь!
– Что ты на меня кричишь? Я на тебе еще не женился!
– О Боже!
Ну, что оставалось делать? Перекрестившись первый раз в жизни, я поднял руку, вздохнул… Эх, пропадай моя молодая жизнь!
И нажал на квадрат с изображением Луки.
Дверь дрогнула. Но и только. Меня не раздавило. Уже хорошо.
Нажимаем квадрат с Марком…
Результат хороший. Жив пока.
Грязной ладонью я отер со лба пот, заливающий глаза и нажал на третий квадрат.
Слава Богу. Надеюсь, я тут не поседею окончательно.
Ну, и в заключение Иоанн. Тут уж, как говорится без вариантов.
Нажимаем.
Как бы в ответ на мое усилие, металлическая дверка снова дрогнула и ощутимо подалась назад.
Так просто? И ради этого нужно было столько времени трепать нервы?
Да я тут поседел в размышлениях, а дверь открылась?
Бормоча под нос все, что думал об устроителях этой преграды, я с усилием отодвинул металлическую створку и на четвереньках пролез в открывшийся лаз.
Помнится, в фильме про Индиану Джонса утверждалось, что только молящийся, коленопреклоненный человек может проникнуть в сокровищницу. Что верно, то верно.
Я вообще на четвереньках еле пролез!
– Дана! Давай за мной, – крикнул я, оборачиваясь, и подсвечивая назад фонариком, чтобы ей проще было пробраться.
Пыхтя и чертыхаясь, наследница рода Месхи-Глебовых проползла через дыру и присоединилась ко мне во вновь открывшемся помещении.
– Ну, куда дальше?
Княжна не ответила. Поднялась на ноги и стала отряхиваться. Я последовал ее примеру, хотя подозревал, что мои джинсы уже не отчистить.
Глава 16. Тройная корона
«… возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня,
ибо Я кроток и смирен сердцем,
и найдете покой душам вашим;
ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко»
(Матфея 11,29—30)
Итак, мы добрались до цели.
После того, как княжна, отобрав у меня фонарик, обошла помещение, банальной зажигалкой возжигая повсюду древние светильники и свечи в канделябрах, выяснилось, что мы находимся в подземной церкви.
Она была не велика по размеру и практически лишена украшений. Строгие белые стены без каких-либо следов росписей окружали нас.
Иконостас, впрочем, присутствовал. Но лики икон от времени почернели и смотрели на нас жутковатыми черными пятнами.
В центре возле иконостаса возвышался деревянный резной шатер, который, как я догадался, обозначал царское молельное место. Внутри находился мраморный трон, богато украшенный резьбой и инкрустациями из цветного камня.
Но внимание в первую очередь привлекал не сам трон, а обширный золотой ларец, покоившийся на его сиденье. Стенки ларца были сложно и изысканно декорированы рисунками на евангельские темы, выполненными в технике перегородчатой эмали. Я не большой знаток, но исключительная тщательность отделки говорила о том, что стоит сей предмет антиквариата просто-таки безумных денег.
Высокую крышку ларца венчал христианский крест, вырезанный, по-моему, из сердолика. Трепетный свет горящих свечей сложно переливался внутри сердоликовых пластин, и казалось, что там, внутри, самостоятельной и сложной живут небольшие мерцающие огоньки.
– Засмотрелся? – спросила княжна.
– Красиво.
– Ты не возражаешь, если я помолюсь?
– Да конечно, – всполошился я. – Ради Бога. Пожалуйста.
Сербиянка прошла к алтарю и опустилась на колени перед центральной иконой.
Я стоял и ждал со смятенным сердцем.
Поразительная тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени и едва различимым шепотом княжны, стояла вокруг. Казалось сам воздух, сгустившийся за столетия, смотрит на меня со всех сторон, как бы оценивая: достоин ли я, простой смертный, находиться в столь священном месте?