Тайна имперской короны
Шрифт:
Но главный восторг вызывал, разумеется, не внешний вид, а работа устройства. Если заглянуть внутрь, оказывалось, что все это грандиозное сооружение заполнено сложным механизмом. Причем, в отсутствие электричество, в движение его части приводились в движение четырьмя гирями, весящими около 60 кг каждая.
Музыка была записана на съёмных деревянных валах, длиной по 127 см. Каждый вал содержал музыкальный фрагмент длительностью восемь минут.
Первоначально в наборе Механического оркестра насчитывалось тринадцать валиков. Первый из них – увертюра из «Волшебной флейты» Моцарта.
– Вот оно! – в восторге завопил простодушный дядя Миша. – И Белый зал, и «Волшебная флейта». Все сходится!
– Вы думать, ключ будет на деревянный валик? – недоверчиво спросила американка.
– Чего тут думать, надо знать, – буркнул я.
– Что знать?
– Что эти самые «большие часы» сделаны, как шкатулка с секретом. Разумеется, основное пространство в четырехметровом шкафу занимают механизмы часов и органа. Ну, гири там, валики… В общем, все крупномасштабное.
Но то, что сейчас является музейным экспонатом, когда-то было просто предметом мебели. Причем мебели царской семьи. Как там обойтись без тайников?
– О, – оживилась Гэйл Оак, – тайники. Вы думать, что ключ там?
– Наверняка.
– Значит, надо ехать Санкт-Петербург.
– Ну да, езжайте… Я позвоню питерским коллегам, чтобы вас встретили и организовали доступ.
– О`кей.
Американка быстренько поднялась на ножки и сгребла выложенное на стол имущество в сумочку.
– Мы ехать. До свидания.
– Добрый путь.
Наша компания довольно мрачно проводила взглядами заторопившихся американцев. И когда за теми затворилась дверь, Ваня высказал мне претензию:
– Чего вдруг ты разрешил им ехать одним? Гэйл эта информацию придерживала, а теперь они вообще опередят нас.
– Вряд ли.
– Поясни.
– Просто я знаю, что в 1980 году «Механический оркестр» Иоганна Георга Штрассера прошел полную реставрацию. Его разобрали до винтика, так что любой тайник давно обнаружен, а содержимое его извлечено.
– Так там было содержимое?
– А это сейчас узнаем.
Я извлек сотовый телефон и уверенно отыскал в списке номер, помеченный как «тетя Таня».
– У тебя там знакомые? – завистливо спросил Ваня, пока в телефоне крутился поиск соединения.
– Да, одна из музейных смотрительниц. Работает там чуть ли не со времен снятия блокады.
В этот момент телефон пробился через время, через расстоянья, я услышал в динамике знакомый голос и говорил ровно две с половиной минуты.
– Ну что? – на одном выдохе спросили соратники, когда я закрыл соединение и положил телефон на столешницу. Все время разговора они смотрели на меня, практически не моргая.
– Все отлично, – безмятежно ответствовал я. – Предлагаю отметить событие свежим кофе с пирожными.
Глава 5. О чем поведал бенедиктинский монах
На фоне общей скудности финансирования наших российских музеев, Эрмитаж выглядит этаким
Ввиду этих обстоятельств, моя просьба выслать необходимые материалы по е-mail, не повергла музейную смотрительницу тетю Таню в состояние шока, а вызвала спокойное согласие.
Разумеется, электронные письма можно получать где угодно, но из кафе мы все-таки отправились в контору. В конце концов, нужно же хотя бы время от времени появляться на рабочем месте!
Уединившись в нашей тесной конурке, мы предоставили нашему компьютерному гению почетное право первым взглянуть на файлы, присланные из Питера.
Там было немного текста и фотография.
Тетя Таня сообщала:
«В потайном отделении Больших механических часов Иоганна Штрассера был обнаружен бархатный дамский кошелек.
Такие сумочки с застежкой из золоченой бронзы являлись обычным аксессуаром женского костюма для верховой езды. Сумочка подвешивалась в пышные складки юбки и служила для хранения небольших предметов.
Судя по богатству декора, эксперты Эрмитажа предположили, что данный предмет когда-то, возможно, принадлежал одной из великих княжон».
Аксессуар амазонки
Этим предположением историческая и культурная ценность находки исчерпывалась. Не совсем понятно было, зачем пустой кошелек потребовалось прятать в тайник. Но строить догадки по этому поводу никто не стал. Потому что если в бархатных недрах сумочки что-то и хранилось, то все это было давно изъято.
Впрочем, один из аспирантов, проходивших практику в реставрационных мастерских Эрмитажа, получил этот малозначительный экспонат для изучения и обретения практических навыков в обращении с предметами старины.
Аспирант, поначалу воодушевившись, с энтузиазмом принялся за дело. Хорошенько рассмотрев находку, он обнаружил, что батистовая подкладка в сумочке двойная. После удаления внешней, изрядно потертой и загрязненной, на второй, внутренней, стали заметны какие-то слаборазличимые штрихи. Судя по цвету, нанесены они были карандашом.
Конечно, эти серенькие следы могли появиться на батисте просто потому, что в сумочке носили небольшой карандашик, грифель которого естественно и начеркал какие-то отметины.
На этом исследование бархатного кошелечка в целом, закончилось бы, но в дело вмешался случай. Наш аспирант в нарушение строжайших правил, решил попить на рабочем месте чайку. Наливая горячую воду в нелегально пронесенную кружку, он случайно пролил несколько капель на изучаемый предмет.
И оказалось, что слаборазличимые штрихи были оставлены на батистовой подкладке химическим карандашом*. Пролитый аспирантом кипяток подействовал на них, как проявитель на фотопленку. В результате, перед смущенным исследователем возникла вполне различимая строчка: