Тайна инженера Грейвса
Шрифт:
Через большой холл, через зал игральных автоматов, который доступен и бедняку, через зеркальные двери, охраняемые респектабельным швейцаром, Рене вышел на свежий воздух и вдохнул полной грудью. Вечер. Легкий ветер, напоенный соленым запахом моря и пряным ароматом цветов, контрастный свет фонарей, справа от широких ступеней подъезда казино — ряды шикарных сверкающих автомашин, вереницы прохожих, приглушенный рокот моторов… Жизнь!
Неторопливо шагая по направлению к Туристскому центру, Рене философски и с некоторой насмешкой, обращенной к самому себе, думал, что его нынешняя деятельность похожа на рулетку: выигрыши чередуются с проигрышами, полосы везения сменяются невезением, и все время надо решать, на что ставить, на красное или на зеро. Рене не особенно удивился, когда Пьер, получив
Лобовая атака на банк не удалась. Судя по реакции секретаря, визитная карточка журналиста Рене Хойла не произвела на управляющего банком Спенсера Хирша ни малейшего впечатления. А секретарь — настоящая фурия! Сразу видно, что Хирш не относится к числу дамских угодников и ценит прежде всего квалификацию и преданность делу. «Мсье Хирш занят и никого не принимает», «Я не думаю, что в ближайшие дни ситуация изменится», «Вы можете обратиться к одному из администраторов» — вот стереотипные фразы, которыми она с некоторым садистским злорадством угощала Рене.
Конечно же, Рене попробовал обратиться к администратору. Тот выслушал Хойла со скучающей миной, а потом вежливо, но с оттенком назидательности сообщил, что, во-первых, никогда не слышал о некоем Вильяме Грейвсе, а во-вторых, банк — учреждение деликатное, строжайшим образом охраняющее тайны вкладов и финансовых операций. Рене созвонился с Майклом Смитом и сказал, что, судя по всему, ему пора попросить у Аттенборо разрешение расшифроваться и представиться Хиршу уже не журналистом, а полномочным представителем фирмы Невилла. Смит рассердился, сказал, что после этого Аттенборо скорее всего так или иначе выведет его из игры, посчитав, что журналист Хойл исчерпал свои возможности. Надо набраться терпения и искать подходы к Хиршу самому, привлечь к этому делу тунеядцев-террористов, наконец! А в нужный момент без всяких консультаций со старой лисой Аттенборо выложить свою главную козырную карту, скромно отрекомендовавшись полномочным представителем солидной фирмы, фирмы Невилла. Рене пожаловался Смиту на рыжего парня, который не дает ему покоя и таскается следом, и добавил, что почти уверен теперь: этот сыщик — контролер Аттенборо. Из Парижа он его не захватил, это уже точно, но стоило Рене уведомить юрисконсульта, что он перебазировался в Монако, как этот рыжий тип появился в опереточном государстве и снова прилип как репей. Смит на секунду задумался, а потом сказал, что все это нужно проверить, и посоветовал, как организовать такую проверку. Побольше решительности, даже нахальства — рекомендовал Смит, но надо держать ушки на макушке: Аттенборо в таких делах, что называется, собаку съел, вряд ли он приставил в качестве соглядатая простака.
План дяди Майкла пришелся по душе Хойлу, его некоторый авантюризм не смущал Рене, а придавал бодрости и жажды посоревноваться в хитрости и остроте ума со своей неотвязной рыжей тенью. Этот план Рене несколько раз мысленно проанализировал, проигрывая различные варианты развития событий. Не пора ли заняться этим делом уже не мысленно, а по существу?
Эта мысль оживила Рене: как-никак, а проверка «хвоста» — какая-то отдушина в расслабляющей серии дней пассивного ожидания и бесперспективных разговоров с секретарем. Сделав несколько неожиданных остановок и один попятный ход — к газетному киоску, Рене обнаружил наконец своего соглядатая. Рыжие волосы прикрывала пляжная кепочка, а голубые глаза велосипеды-светофильтры, потому-то он и не попался сразу в поле зрения Хойла. Рене изменил маршрут, через некоторое время углубился в старые кварталы и окунулся совсем в другой мир. Это был город, словно рассматриваемый через уменьшительное стекло в перевернутый бинокль: дома, магазины, деревья, улицы — все съежилось, стало миниатюрным, приобрело грустноватые и милые черты провинциальности. Автомашин, особенно дорогих лимузинов, тут было мало, зато пешеходов — много, и двигались они не только по узким тротуарам, а и по проезжей части. На перекрестках торговали жареными каштанами и мелкими апельсинами, больше похожими на мандарины. Газетчик спокойно отлучился куда-то. Газеты лежали, придавленные обыкновенным, правда, чисто вымытым булыжником, а рядом стояла тарелочка с мелочью.
Пройдя по одной из таких улочек сотню шагов, Рене круто повернул и деловито направился в обратную сторону. Соглядатай непринужденно приостановился и с ленивым любопытством принялся разглядывать витрину галантерейного магазина. Рене остановился с ним рядом.
— Добрый день, мсье.
— А? — обернувшись к нему, соглядатай расплылся в широкой улыбке и снял кепочку и очки. — Добрый день, сэр, добрый день.
Его французский язык был ужасен. Рене засмеялся, засмеялся и рыжий, чуть сконфуженно, но непринужденно.
— Я бы с удовольствием поболтал с вами о том о сем, — проникновенно сказал журналист, легонько прикасаясь к плечу своего рыжеволосого преследователя.
— О, я тоже, сэр. — Рыжеватый улыбнулся еще шире и не совсем решительно предложил: — Может, мы продолжим разговор за стаканчиком вина? А, сэр? И не на этом проклятом французском языке…
— Да будет так, — согласился Рене, переходя на английский, и в свою очередь предложил: — Только не заменить ли нам вино на пиво?
— Как вам угодно, сэр. По мне, так пиво еще лучше. — Он помолчал, шагая рядом с Рене, и признался: — Если откровенно, я давно хотел предложить вам посидеть за столиком, да все стеснялся.
— Это почему же?
— Неловко, — рыжеватый покосился на журналиста, — уж очень разные у нас с вами положения: вы голова, а я всего-навсего хвост!
Рене усмехнулся, а рыжеватый философски заметил:
— А что поделаешь? Всем нам нужен кусок хлеба с маслом.
Оба они толком не знали этого района, поэтому попросту зашли в первый попавшийся пивной бар. Он был небольшим, не очень чистым и не совсем уютным. Рене хотел занять столик у окна, но рыжеватый просительно сказал:
— Давайте-ка сядем в уголок, чтобы никто не мешал.
Официанток не было. Пиво принес сам хозяин, плотный, мрачноватый мужчина неопределенных лет. К пиву рыжеватый взял сервела — большую толстую сосиску, разрезанную вдоль и политую горчичным соусом, пояснив, что завтракал лишь на скорую руку. Рене ограничился креветками, крупными, сочными и неожиданно дорогими.
— Меня зовут Боб, Боб Лесли, — представился Рене сосед, — а вас я знаю: Рене Хойл, журналист.
— А вы кто по профессии?
— Сыщик, — простодушно ответил Боб, облизывая полные губы, выпачканные пивной пеной, — детектив. Работаю по частному найму.
Глаза у Боба были синие-синие, васильковые и такие честные, что в эту честность не совсем хотелось верить.
— И какого черта вы вцепились в меня, словно клещ? — спросил Рене довольно сердито.
— Приказали, — равнодушно пояснил Боб. — Вот я и хожу за вами следом.
— Ходите, и что?
— Как что? — удивился Лесли. — Потом пишу отчеты: где вы были, с кем виделись, если удастся подслушать, то и о чем говорили. И получаю денежки.
Рене уткнулся в кружку, чтобы скрыть улыбку и избавить себя от необходимости отвечать на эти более чем откровенные признания.
Боб проследил за тем, как журналист допил пиво, и благожелательно предложил:
— Еще по полкружечки светлого, а? Да я схожу, зачем беспокоить хозяина, он намаялся за день.
Вернувшись, он словоохотливо продолжал:
— Вы не волнуйтесь, я не какой-нибудь там гангстер или коммунист. Чарльза Митчела знаете? Так вот я из его конторы.
Вместе с пивом Боб принес себе еще одну сервела. Он был расторопным парнем, все успевал: и есть, и пить, и разговаривать; челюсти у него работали методично и размеренно.