Тайна исчезнувшей шляпы
Шрифт:
— Отсутствующие билеты, — проговорил Эллери. — Интересно, что ты об этом думаешь.
— Хватит шуточек! — рыкнул инспектор. — Вот что я об этом думаю. Речь идет о восьми креслах. В одном сидел Филд, и корешок от его билета мы нашли у него в кармане. В другом сидел убийца, и его корешок нашел на полу Флинт. Остаются шесть пустых кресел, билеты на которые, как свидетельствуют записи кассира, были проданы, но корешки которых найдены не были — ни в кассе, ни где-нибудь в театре. Есть, конечно, слабая вероятность, что все шесть билетов были в понедельник в театре и покинули его в кармане кого-нибудь из зрителей. Не забывай, что мы провели лишь поверхностный обыск, не вдаваясь в такие мелочи, как обрывки бумажек. Однако это маловероятно. Скорее всего, Филд или его убийца купили все восемь билетов сразу, собираясь воспользоваться двумя, тогда как остальные шесть имели целью избавиться от соседей на то короткое время, когда будет осуществлена сделка. В таком случае самым разумным было бы уничтожить билеты сразу после покупки, что, наверно, и было сделано Филдом или убийцей — в зависимости от того, кто их приобрел. Так что об этих шести билетах можно забыть: они уничтожены, и мы их никогда не найдем. Далее, мы знаем, что Филд и его убийца вошли в театр врозь. Это вытекает из того, что оторванные края их корешков не совпадают. Когда два человека входят в театр вместе, обычно они подают билетеру сразу оба билета, и тот складывает их и отрывает от обоих корешки. Это не значит, однако, что они не пришли почти в одно и то же время: может быть, из соображений безопасности они вошли один за другим, делая вид, что незнакомы. Но Мадж О'Коннел утверждает, что в первом акте никто в кресле Лл 30 не сидел, и парень, продающий лимонад, тоже никого там не видел через десять минут после начала второго акта. Значит, убийца до тех пор или не пришел в театр, или вошел раньше, но сидел где-нибудь в другом месте, на которое заранее купил билет.
Эллери покачал головой.
— Знаю, что ты думаешь, сынок, — раздраженно сказал инспектор. — Я просто развил мысль до конца и собирался сказать, что убийца вряд ли пришел в театр к началу спектакля. Возможно, он появился лишь через десять минут после начала второго акта.
— Это я даже могу доказать, — лениво проговорил Эллери.
— Ты имеешь в виду эти каббалистические цифры на программке: 930, 815 и 50 000? Что стоит за цифрой 50 000, мы знаем. Остальные же две, наверно, относятся не к деньгам, а ко времени. Что значит «815»? Спектакль начинался в 8.25. Видимо, Филд пришел в театр примерно в 8.15. Если же он пришел раньше, ему, видимо, в это время было необходимо свериться с часами. Ну так вот: если у него была договоренность о встрече с человеком, который пришел гораздо позже, Филд вполне мог бы машинально написать на программке сначала «50 000» — сумму, которую он надеялся получить в результате шантажа, потом «8.15» — время, когда он об этом подумал, и, наконец, «9.30» — время, когда он ожидал появления жертвы шантажа. Для человека, привыкшего в задумчивости машинально царапать разные каракули, это совершенно естественно. Для нас это очень важно, потому что эти каракули указывают на точное время встречи с убийцей — 9.30 — и подтверждают предположение о времени совершения убийства. В 9.25 Линч видел Филда живым; в 9.30, согласно письменному показанию Филда, должен был появиться убийца и, надо полагать, явился; согласно расчетам доктора Джонса, яд должен был убить Филда минут за пятнадцать-двадцать. Поскольку Пьюзак обнаружил Филда в момент смерти в 9.55, мы можем с уверенностью сказать, что Филд выпил яд примерно в 9.35. На действие яда отведено как раз двадцать минут. Но убийца, конечно, покинул место преступления гораздо раньше. Разумеется, он не мог предвидеть, что мистеру Пьюзаку понадобится встать и выйти в проход. Убийца, наверно, считал, что труп Филда обнаружат только во время антракта, в 10.05. К тому времени он будет мертв и ничего не сможет сказать. К счастью для нашего таинственного убийцы, Филда нашли слишком поздно, и он успел лишь пробормотать, что его убили. Если бы Пьюзаку понадобилось выйти на пять минут раньше, убийца уже сидел бы за решеткой.
— Браво! — с ободряющей улыбкой воскликнул Эллери. — Блестящее воссоздание картины преступления. Прими мои поздравления.
— А, пошел ты, — буркнул его отец. — Тут я хочу сделать ударение на мысли, которую ты высказал в понедельник вечером в кабинете Панзера: что, хотя убийца и скрылся с места преступления между 9.30 и 9.55, он оставался в театре до того момента, когда мы разрешили публике идти домой. Это подтверждают показания Мадж О'Коннел, швейцара, Джесса Линча и капельдинера. Короче, в том, что он оставался в театре, нет никакого сомнения. Ну и что нам остается предпринять? — со вздохом спросил инспектор. — Только еще раз вдуматься в показания всех персонажей, с которыми мы беседовали в понедельник вечером. Правду ли сказала Мадж О'Коннел, утверждая, что во время второго акта никто не ходил по проходу? И что она вообще не видела человека, который, как мы знаем, сидел в кресле Лл 30 с 9.30 до 9.45 или 9.50, когда обнаружили тело убитого?
— Это непростой вопрос, отец, — серьезно сказал Эллери. — Если она солгала, то мы упустили очень важные сведения. Если она солгала, то вполне вероятно, что она в состоянии описать, опознать, а возможно, даже назвать имя убийцы! Однако мы должны допустить, что ее нервозность и странное поведение объясняются тем, что она знала о присутствии в театре Пастора Джонни, за которым охотится полиция.
— Очень может быть, — проворчал инспектор. — Так что ты думаешь о Пасторе Джонни? Какое он имеет отношение к убийству? Или не имеет никакого? Мы должны помнить, что, согласно показаниям Моргана, Казанелли тесно общался с Филдом. Филд был его адвокатом и, возможно, использовал услуги Пастора для своих преступных операций, до которых уже два года докапывается Кронин. Если Пастор оказался в театре не случайно, то что его туда привело — Филд или Мадж? Вот что, сынок, — добавил инспектор, с силой дернув себя за ус, — надо Пастора Джонни продрать железной скребницей — это его толстой шкуре вреда не причинит. А эту наглую девчонку О'Коннел следует хорошенько припугнуть…
Он сунул в нос большую щепоть табаку и оглушительно чихнул.
Эллери засмеялся.
— И правду ли говорит наш друг Бенджамин Морган, что пришел в театр по приглашению таинственного доброжелателя? А эта загадочная миссис Руссо… Ох уж эти женщины! Как они умеют заморочить мужчине голову! Что она там говорила? Что пришла в квартиру Филда в 9.30? Конечно, ее алиби подтверждает привратник, но привратники легко поддаются на подкуп. И так ли уж мало она знает о занятиях Филда, особенно его тайных делишках? Солгала ли она, говоря, что Филд обещал быть дома в десять часов? Мы же знаем, что на 9.30 у него была назначена встреча в Римском театре. Каким же образом он собирался успеть домой к десяти часам? Даже на такси поездка занимает минут пятнадцать-двадцать. Остается всего десять минут на встречу с жертвой. На метро он тоже не доехал бы быстрее. Не то чтобы это было невозможно. Надо к тому же помнить, что эта женщина в тот вечер в театре не была.
— Намучаешься еще ты с этой дочерью Евы, отец, — заметил Эллери. — Дураку ясно, что она что-то скрывает. Ты заметил, как вызывающе она держится? Что это — бравада? Она что-то знает, отец. На твоем месте я бы за ней приглядывал: рано или поздно она себя выдаст.
— За ней приглядывает Хэгстром, — рассеянно ответил Квин. — А что ты думаешь о Майклсе? У него нет алиби на вечер понедельника. С другой стороны, это, возможно, совершенно не важно. Он не был в театре… Что-то в этом парне вызывает у меня подозрения. Что он надеялся найти в квартире Филда, когда пришел туда во вторник утром? Мы обыскали там все уголки. Может быть, мы все-таки что-нибудь упустили? Эта история про обещанный ему чек — очевидная ложь. Он, видите ли, не знал про смерть Филда! Да кто ему поверит? И он, конечно, понимал, как опасно появляться в квартире Филда. Он уже прочитал про убийство и мог предполагать, что туда уже нагрянула полиция. Значит, он отчаянно рисковал — во имя чего? Что ты на это скажешь?
— Может быть, это как-то связано с судимостью. Как же он удивился, когда я его спросил про тюрьму! — ухмыльнулся Эллери.
— Очень может быть, — ответил инспектор. — Кстати, Вели разузнал, за что Майклс попал в Эльвиру. Дело, оказывается, было гораздо серьезнее, чем можно подумать. Майклса подозревали в фальшивомонетничестве, и срок ему грозил солидный. Но Филд, который был его адвокатом, перевел дело на другие рельсы, и Майклс получил небольшой срок за мелкое воровство. А про фальшивомонетничество и думать забыли. Так что наш Майклс — прожженный жулик. Надо его хорошенько прижать.
— Насчет Майклса у меня есть свои соображения, — задумчиво сказал Эллери. — Но об этом потом.
Отец, казалось, его не слышал. Уставившись на пламя в очаге, он продолжал:
— Левин тоже корчит из себя дурака. Невероятно, чтобы человек, пользовавшийся доверием хозяина, так мало знал о его аферах. Возможно, он что-то скрывает. Если так, Кронин его на молекулы распылит.
— А этот Кронин мне нравится. Вот уж зациклен на одной идее… Кстати, тебе не приходило в голову, что Морган может быть знаком с Анджелой Руссо? Оба отрицают знакомство, но было бы чертовски интересно, если бы они знали друг друга.
— Сынок, — простонал Квин, — не ищи ты новых поворотов. С нас хватит того, что у нас есть… Черт бы их всех побрал!
Наступило дружелюбное молчание. Инспектор раскинулся в кресле перед камином. Эллери с удовольствием жевал пропитанное сиропом пирожное. Джуна бесшумно пробрался в дальний угол комнаты и сидел там на корточках, слушая разговор хозяев.
Вдруг инспектор, словно услышав мысли Эллери, поднял на него глаза.
— Шляпа, — пробормотал он. — Мы все время возвращаемся к шляпе.
— Ну и что в этом плохого, отец? Шляпа-шляпа-шляпа… Какую она играет роль? Что мы о ней знаем?
Инспектор поерзал в кресле, положил ногу на ногу, сунул в нос щепотку табаку и оживленно заговорил:
— Нам нельзя игнорировать этот распроклятый цилиндр, мы знаем, что он все еще в театре. Вот чудные дела: обыскали театр сверху донизу, но цилиндр не нашли… В раздевалке, когда все ушли, ничего не осталось. В мусоре, который собрали на полу, не было и намека на изрезанную на кусочки или сожженную шляпу. По сути дела, нам не за что зацепиться. Из этого, Эллери, можно сделать лишь один вывод: мы искали шляпу не там, где нужно. И поскольку в понедельник ночью мы предусмотрительно законопатили театр, нам надо завтра туда пойти и перелопатить все сверху донизу еще раз. Я не смогу спать, пока дело не прояснится.