Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
«Но не такие ли мечты помогают нам жить? — думал Сильвен, обводя фонариком вольер с попугаями. — Ну разве не чудо — эти яркие перья, сверкающие даже в темноте? Эти изумительные цвета, эта богатая палитра оттенков — зеленого, красного, желтого, синего?.. Настоящие краски жизни! Мы должны научиться лучше понимать животных; они ведь нас постоянно удивляют. Вот как в ту ночь, когда белые обезьяны впервые предстали перед Жервезой — при ярком свете восходящей луны, такой же, как сейчас…»
Около двух часов ночи юная исследовательница
Жервеза спала не в палатке, а под открытым небом, возле угасающего костра, дым которого отпугивал насекомых. Должно быть, она незаметно для себя задремала, а коллеги не решились ее будить — все они знали о взрывоопасном характере этой драконихи из джунглей. Особенно с тех пор как часть группы покинула экспедицию. Поэтому оставшиеся, самые несгибаемые из спутников Жервезы, всего лишь прикрыли свою руководительницу пледом и оставили в покое.
Когда Жервеза приподнялась на локте, она увидела на краю палаточного лагеря чей-то силуэт. Отблески слабого огня костра падали на лицо этого существа, поскольку оно пристально смотрело на огонь — причем с явным неодобрением.
Поняв, что видит перед собой чужака — существо не было похоже ни на кого из членов экспедиции, — Жервеза вздрогнула. Но тут к первому существу присоединилось другое — и сердце ее лихорадочно забилось от радости. Второе существо погладило первое по голове. То не шелохнулось, взгляд его оставался по-прежнему суровым.
«Ну наконец-то!» — воскликнула про себя Жервеза, с трудом веря тому, что видит. Ей даже не пришлось будить коллег — белые обезьяны спокойно, без всякого сопротивления, позволили посадить себя в клетки.
— Если бы они и сейчас вдруг появились так же запросто, — пробормотал Сильвен, который начал уже всерьез уставать от этой охоты. Впрочем, он сомневался, что на этот раз обезьяны так же легко дали бы себя поймать. Зная о том, что эти существа могут внезапно впасть в гнев, он подозревал, что было бы как раз наоборот. Без сомнения, Жервеза смягчила свой рассказ, опустив подробности пленения обезьян — наверняка в ее действиях было мало миролюбия… Но дело того стоило — с этого первого яркого триумфа и началась по-настоящему ее научная карьера.
Увидев пару столь необычных животных — чьих сородичей не удалось до сих пор обнаружить ни одному охотнику! — ученые сначала вообразили, что это обман зрения, галлюцинация, но быстро пришли в себя. Белым обезьянам предстояло стать самым значительным послевоенным открытием в области зоологии (не считая некоторых новых видов насекомых и планктона). Уникальная, доселе неизвестная порода обезьян, скрывающаяся в джунглях Центральной Африки. Порода, о которой никто даже представления не имел!
Видом они напоминали шимпанзе, которым природа решила подарить белую шерсть, длинную, густую и шелковистую, словно у ангорских кошек. Но если в целом они не отличались от других приматов, то выражение их мордочек и глаз было каким-то особенным, странно серьезным — это неизменно очаровывало всех посетителей зоопарка, отчего и сам зоопарк, и музей все последние тридцать пять лет пользовались большим успехом.
Будучи не только успешной исследовательницей, но и хваткой деловой женщиной, Жервеза решительно отстояла исключительное право музея на свой мини-заповедник: никакой другой зоопарк не получит ни одной из «ее» обезьян, пока не родится третье поколение детенышей. Также посетителям было запрещено фотографировать их или снимать на видеокамеру. Любен получил полное право в случае нарушения этого запрета изымать пленки, как бы ни возмущались нарушители.
— Это не музейные экспонаты! Тот, кто захочет на них посмотреть, пусть приходит и смотрит! Хоть каждый день!
Жервеза Массон не собиралась допустить, чтобы ее драгоценным обезьянам, благодаря которым она стала хранительницей парижского Музея естественной истории (и занимала эту должность вот уже тридцать два года), был причинен хоть малейший вред.
— Ты все еще здесь?
Сильвен вздрогнул, ослепленный внезапно вспыхнувшим светом.
Его мать, запыхавшаяся, стояла перед ним, направив на него карманный фонарик.
— Я все обошел, мам. Их нигде нет…
Жервеза одарила его подозрительным взглядом, потом опустила руку с фонариком и тяжело вздохнула:
— Вот и я тоже ничего не нашла…
Она подошла к опустевшей клетке и дрожащими руками вцепилась в прутья:
— Милые мои… ну как же так… зачем же вы это сделали?..
«Ну к чему эта жалкая комедия!» — с досадой подумал Сильвен, отводя глаза.
— Детки мои… — простонала Жервеза. — Вернитесь, пожалуйста!..
Как же Сильвен не любил такие излияния! Они лишний раз напоминали ему о том, что по отношению к нему самому мать всегда была довольно сдержанной.
Но сейчас такое поведение, конечно, можно было понять. Сильвен не мог даже вспомнить, когда последний раз видел мать в таком отчаянии.
Наконец она отвернулась от клетки и, подойдя к Сильвену, лихорадочно стиснула его руки со словами:
— А что, если это террористы?
Мысль о людях в черных масках, среди ночи взламывающих обезьянью клетку, показалась Сильвену до того нелепой, что он не выдержал и расхохотался.
— Мам, для террористов эти обезьяны не представляют никакой ценности!
Жервеза взглянула на него почти с ненавистью:
— Ты и представить себе не можешь ни ценности этих животных, ни их… могущества!
«Она заговаривается!..» — с тревогой подумал Сильвен, все больше беспокоясь за душевное состояние матери.
Однако взгляд Жервезы был, как всегда, твердым и проницательным, ничуть не безумным. Слегка растерявшись, Сильвен вынул из кармана мобильный телефон:
— Ну хватит. Я звоню в полицию.
— Ни в коем случае! — твердо сказала Жервеза.
И прежде чем Сильвен успел отреагировать, выхватила у него мобильник и отшвырнула прочь. Телефон разбился о каменный фундамент какой-то клетки.