Тайна Клумбера
Шрифт:
— Сын мой, — сказал он. — Как жаль, что ты не знаешь санскритского языка. Когда я был в твоем возрасте, я не только мог изъясняться на этом благородном языке, но знал также тамуликский, лохитикский, гангский, таикский и малайский диалекты: ведь они происходят от туранской ветви языков.
— Очень сожалею, сэр, — ответил я, — что не унаследовал ваших удивительных полиглотских талантов.
— Я приступаю к большому научному труду, — пояснил он. — Если бы эта работа продолжалась в нашей семье из поколения в поколение, вплоть до полного ее окончания, имя Уэстов стало бы бессмертным. Это не что иное, как английский перевод Буддийской
— А сколько лет продлится вся эта работа до полного ее завершения? — спросил я.
— Сокращенное издание, находящееся в Пекинской Императорской Библиотеке, — сказал отец, потирая руки, — состоит из трехсот двадцати пяти томов средним весом по пять фунтов. Кроме того, предисловие, которое должно охватить Ригведу, Самаведу, Яджурведу и Атхарваведу вместе с Брахманас вряд ли уместится менее чем в десяти томах. Если выпускать по Одному тому в год, можно надеяться на окончание этого труда примерно в две тысячи двести пятидесятом году, двенадцатое поколение нашей семьи завершит эту работу, а тринадцатое может заняться составлением алфавитного индекса.
— А во время этой работы на какие средства будут жить _наши потомки? — с улыбкой спросил я.
— Вот ты всегда такой! — воскликнул отец с досадой. — Ты абсолютно непрактичный человек. Вместо того, чтобы целиком отдаться моей благородной работе, ты выдвигаешь всякие абсурдные возражения. Чем будут жить наши потомки, работая над Джармой, — это совершенно несущественная деталь. А теперь сходи к Фергусу Мак-Дональду и позаботься о его соломенной крыше, А Вилли Фуллертон пишет, что заболела его корова. По дороге зайди к нему и разузнай, в чем там дело.
Я отправился выполнять эти поручения, но перед уходом бросил взгляд на барометр. Ртутный столбик упал совершенно невероятно, до 28 дюймов. Очевидно, старый моряк не ошибался.
Когда я возвращался вечером по вересковым полям, ветер дул резкими злыми порывами, на западе у горизонта громоздились мрачные тучи. Они растягивали свои длинные рваные щупальца до самого зенита. На темном фоне облаков зловеще и угрожающе выделялись два грязных зеленовато-желтых пятна, поверхность моря, прежде имевшая цвет блестящей ртути, теперь напоминала матовое стекло. С океана доносился низкий, стонущий звук, как будто предупреждая о приближающейся беде.
Далеко в Канале я увидел единственный пароход, он пыхтел и торопился изо всех сил в Белфастский залив, а дальше было видно большое трехмачтовое судно, которое я заметил утром. Оно все еще лавировало, держа курс на север.
В девять часов вечера подул сильный ветер, в десять он усилился до шторма, а в полночь свирепствовала самая ужасная буря, какую я здесь когда-либо видел.
Некоторое время я сидел в нашей маленькой гостиной с дубовыми панелями и прислушивался к шуму и вою ветра, к грохоту гравия и гальки, когда они били в окна. Зловещий оркестр природы играл свою симфонию, старую, как мир. В ней был огромный диапазон звуков — от низкого гула грохочущей волны до тонкого визга летящей гальки и жалобных криков испуганных чаек. Я на мгновение открыл забранное решеткой окно: в него с ревом ворвался ветер с дождем, неся морские водоросли. Пришлось тут же закрыть окно, напирая на него плечом изо всех сил.
Отец и сестра разошлись по своим комнатам, а я не мог уснуть — слишком был возбужден. Я сидел и курил у тлеющего камина. «Что происходит сейчас в Клумбере? — думал я. — Как чувствует себя в такую бурю Габриель и какое впечатление производит буря на старика, бродящего по ночам вокруг дома? Может быть, он приветствует эти грозные силы природы? Ведь они такие же Мрачные и жуткие, как и его беспокойные мысли. Только два дня осталось до даты, названной генералом. Рассматривает ли он эту бурю как нечто, связанное с его загадочным и грозным роком?»
Обо всем этом и многом другом размышлял я, сидя у тлеющих углей, пока они постепенно не погасли. Прохладный ночной воздух напомнил мне, что пора спать.
Но проспал я не более двух часов. Сев в постели, я увидел в неясном свете отца. Он, полуодетый, стоял у моей кровати, и дергал меня за плечо.
— Вставай, Джон, вставай!. — кричал он. — Большое судно прибило к берегу в бухте. Несчастные моряки, наверно, все пойдут ко дну. Вставай, дружок, посмотрим, чем можно им помочь.
Отец был, казалось, вне себя от возбуждения и нетерпения. Я соскочил с кровати. Пока я возился с одеждой, сквозь вой ветра и грохот волн, разбивающихся о скалы, до меня донесся глухой звук пушечного выстрела.
— А вот опять! — воскликнул отец. — Это их сигнальная пушка, бедняги! Джемисон и рыбаки уже на берегу. Надень клеенчатый плащ и пробковую шапку. Скорее, скорее, каждая секунда может стоить человеческой жизни!
Мы оба выбежали из дома и бросились к берегу в сопровождении десятка обитателей Бранксома.
Буря не только не ослабла, но, кажется, еще более усилилась: ветер ревел вокруг нас дьявольски. Нам пришлось с силой пробиваться вперед; песок и гравий били нам в лицо. При тусклом свете мы видели только стремительно летящие облака и отблеск белых бурунов: все остальное было покрыто полным мраком.
Мы стояли по щиколотку в гальке и водорослях, заслоняя глаза руками и стараясь разглядеть хоть что-нибудь в этой чернильной мгле. Когда я прислушивался, мне казалось, что я улавливаю голоса людей, крики о помощи, но среди дикого шума бури трудно было понять что-либо.
Вдруг перед нами мелькнул Свет, и тут же берег моря и широкая бухта осветились ярким сигнальным огнем. В том месте, откуда шли лучи, в самой середине ужасного утеса Гензель лежало судно, наклоненное под таким углом, что вся палуба была видна как на ладони. Я сразу узнал его: это было то самое трехмачтовое судно, которое я видел сегодня утром в Канале. Флаг Соединенного Королевства, свисавший с верхней части обломанной бизань-мачты, указывал на его национальность.
При ярком свете были ясно видны каждая перекладина, каждый деревянный брус, трос, спутанные части такелажа. Позади обреченного корабля выступали из мрака длинные ряды высоких волн, бесконечных и неустанных, с пенистыми гребнями, как только волна достигала широкого круга искусственного света, она, казалось, еще больше набирала силы, спешила вперед еще стремительнее и бросалась на свою жертву с потрясающим ревом и грохотом.
Мы ясно видели десять или двенадцать испуганных моряков, цепляющихся за ванты. Они повернули к нам бледные лица, с мольбой протягивая руки. Бедняги, вероятно, воспряли духом при виде нас; было очевидно, что их лодки были либо смыты, либо получили такие повреждения, что сделались непригодными к использованию.