Тайна князя Галицкого
Шрифт:
– В какие? – не понял ее мысли Леонтьев.
– Дай-ка мне двести евро.
– Зачем?
– Тут наверняка есть компьютерная барахолка. Куплю какой-нибудь недоноут с выходом в Инет и попробую вычислить для тебя эту чокнутую школу. Ты же лох, сам не найдешь. Так и шлепнут безграмотным.
– Аз, буки, веди… Я буквы ведаю. Глагол, Добро, Есте… Слово достояние есть. – Услышав шум открывшейся двери, Матрена оглянулась, увидела Басаргу, улыбнулась: – Здрав будь, боярин! Сей миг выйду… – Она вернулась к детям, провела пальцем по второму ряду азбуки: –
Она погладила одного из мальчиков по голове и вышла из светелки к гостю. Тихо прикрыла створку и обняла подьячего, жадно его расцеловав:
– Что же ты совсем не заходишь, милый? Уж три дня тебя не видела. Истосковалась вся.
– В Вагу ездил. Земство сбиралось, старост выкликали. Чуть меня не выбрали, насилу службой отговорился. И рад бы, да в любой момент уехать могу. А ты что делаешь? – пригладил он волосы женщины, столкнув с них платок.
– Детей наших читать учу. Пока токмо буквы. Стихом они проще на память ложатся. – И книжница быстро проговорила:
Я знаю буквы:Письмо – это достояние.Трудитесь усердно, земляне,Как подобает разумным людям,Постигайте мироздание,Несите слово убежденно.Знание – дар Божий!Дерзайте, вникайте, чтобыСущего свет постичь [30] .– Это ведь мужи, – покачал головой Басарга. – Их мечу учить надобно, а не слову.
– Ноне каждому не токмо меч, но и слово зело надобны. А твоя княжна неграмотна.
30
Перевод средневековой «Азбуки» на современный язык дан в варианте Ярослава Кеслера.
– Как?! – вздрогнул боярин Леонтьев и отдернул руку.
– Зашла ко мне намедни. Головой кивнула, ровно рублем одарила, глазами пустыми по лоткам зыркнула, лубки поковыряла маненько, опосля распятие купила и ушла. Я и поняла, что букв вовсе не разумеет.
– А-а-а… – Поняв, что речь идет о Варваре, Басарга сразу успокоился, качнулся вперед и поцеловал любимые губы.
– Ты не обиделся, что я о гостье твоей такое молвила?
– Ну, неграмотна, и что? – пожал плечами подьячий. – Мне с ней детей не крестить. Я ее просто прячу.
– Хорошо же прячешь, коли весь город о гостье ведает!
– Ну, так то же люди добрые. Они с недобрыми не встречаются.
Известность Варвары подьячего ничуть не пугала. Он понимал, что скрыть проживание в своей усадьбе неведомой гостьи невозможно – уж больно много дворни занято на хозяйстве, да и смерды из окрестных деревень не слепые. Ну, не в сундуке же княжну прятать! Да и то – кормить надобно, поить, в баню водить. Все едино заметят.
Ныне же гостью видели все. Но – не замечали. Ибо пытались узнать, что это за таинственная княгиня – ее нянька?
– Кто она тебе, боярин? – все же вырвалось у Матрены. Спросила – и спохватилась: – Нет, прости, не говори ничего. Я знаю, ты царский боярин, я простолюдинка. Всегда знала. Сама согласилась.
– Да никто, – улыбнулся Басарга, касаясь кончиками пальцев ее румяной щеки.
– Это неважно. Я знала, когда-нибудь ты женишься на другой, – продолжала оправдываться книжница. – На той, что тебе ровня. Чтобы детей зачать, наследников оставить. Судьба моя такая. Я стерплю. У меня от тебя четверо. Мне иного счастья и не надо.
– Ничего у меня с этой гостьей нет. Ни разу к ней не прикасался. Вообще не прикасался, даже руками. И спим за три комнаты друг от друга. Вот тебе крест, просто живет в усадьбе. Нужда такая возникла. Именем Господа нашего Иисуса клянусь, – с легкостью дал правдивую клятву подьячий и снова поцеловал глаза враз повеселевшей книжницы. Однако тему предпочел поменять: – Сыновей моих надобно сызмальства «Готскому кодексу» учить, мужу без такой мудрости нельзя. Мне твоя книга уже не раз жизнь спасала. И не мне одному. Пусть и они это искусство знают. Да и стрелять пора учиться, зверя бить, чтобы крови не боялись, чтобы рука твердой стала.
– Сему, любый мой, баба научить не в силах. Письму, счету, ведению дел – запросто. Луком же и мечом, не серчай, не владею.
– Это верно, – признал Басарга. – Тут воин храбрый и умелый нужен… И… Да… – Подьячий задумался.
Его желание обучать ратному делу детей книжницы со стороны наверняка покажется очень странным, если не сказать большего. Равно как желание прислать иного учителя. Как ни любил он своих детей, но слухи об излишнем внимании не принесут добра ни им, ни самому боярину. «Сироток» начнут выродками звать, над Басаргой насмехаться, что от простолюдинки байстрюков наживает. Так уж заведено в подлунном мире. Любить искренне можно любого, и хвалы всяческой чувство сильное достойно. Хвастаться этим – уже позор.
– Что? – переспросила его Матрена.
– По указу государеву в монастырях школы должны быть, дабы впредь люд православный от мала до велика грамоту и счет хорошо разумел, – вспомнил боярин Леонтьев. – При нашей же обители такой нету. Нехорошо.
– Велишь сделать?
– Хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Все едино любое начало вместо чернецов самому до ума доводить приходится. Лучше уж я сразу при обители Трехсвятительской сиротский приют учиню, да новое подворье монастырское поближе к усадьбе срублю. Там и крестьянские дети учиться премудрости книжной и ратной смогут, и сироты разные, что под опеку инокам попали.
– Кем же станут они, сиротки эти? – закинула руки ему за шею книжница.
– Лучшими из воинов и мудрейшими из книжников, – стал тихонько касаться ее лица губами Басарга. В мыслях же не к месту вспомнился боярин Басманов с его «сыновьями младшими, славы достойными». На земле русской ныне мало стать лучшим. Нужно еще и родиться знатным.
– Потом, потом, – нацеловавшись, отпрянула Матрена. – Дети увидят.
Она поправила платок, плечи и ворот кофты и нырнула обратно в комнату.