Тайна князя Галицкого
Шрифт:
– Они не изменяли тебе, государь. Они только моей смерти искали. Не люб я князю Горбатому-Шуйскому. На пиру пьяным выше него за столом сел и места опосля не уступал. За то князь от иных бояр насмешки многие терпел. Вот зло и затаил. Князь Михайло Иванович тому свидетель.
– Было дело, государь, помню, – подтвердил Воротынский. – Смеялись после того долго.
– И ныне ты, боярин Леонтьев, просишь милости Шуйским потому, что они токмо тебя убить хотели?
– Да, государь!
В повисшей звенящей тишине дьяк Выродков вдруг громко кашлянул, уронил что-то и полез под стол.
– Посмотрите на истинного
– Он желал убить меня, и ничего более, – повторил Басарга. – Я на него зла не держу. Помилуй, государь!
– Христианское смирение твое достойно восхищения, витязь! Однако же судья здесь не ты, а я, – сурово ответил Иоанн. – И я убийства верных слуг своих прощать не желаю!
– Я отслужу, государь! Помилуй… – Ну, не мог, не мог сказать Басарга, что не Шуйские в случившемся виновны, а он сам, и никто другой, и что на плаху вот-вот взойти могут отец и брат любимой им княжны. Не мог уже потому, что они отдавали себя на заклание, дабы скрыть позор. И раскрыть истинную причину схватки на Сухоне значило предать их еще раз.
– Оставьте нас! – посерьезнел Иоанн.
Собравшиеся в зале бояре поднялись и вышли из залы. Дождавшись, пока за ними закроются створки, царь сказал:
– Ты уже достаточно доказал, что достоин звания подьячего Монастырского приказа, что ты истинный христианин и что святыня избрала тебя хранителем не зря. Теперь уймись! Доверенная тебе тайна слишком велика, и я не могу рисковать. Если Шуйским стало известно о святыне, нельзя отпустить сей секрет далее! Тем более, нельзя оставить его в памяти предателя.
– Они не предавали, я ведаю о том без сомнения! Что до тайны, то даже иноземцы за нею охотятся. Коли так далеко слухи уползли, поздно опасаться.
– Схизматики не знают, они подозревают. Это совсем другое. Они сами боятся, что о сем нашем достоянии станет известно иным христианским народам.
– Прости меня за дерзость, мой государь, – не выдержал Басарга. – Служу тебе много лет верой и правдой, десять лет оберегаю по воле твоей неведомую святыню. Многие воины головы свои ради ее сохранения сложили, грех ради нее я на душу брал, людей невинных на жертву отдавал, князей Шуйских ради нее же вот-вот на плаху отведут. Схизматики о ней знают, мы же в темноте и незнании маемся. И оттого тревожно на душе моей, государь, ибо не ведаю, что творю! Не по силам мне крест сей, государь. Забери от меня эту тайну или выведи из мрака, дабы знал, что не зря душами христианскими жертвую. Скажи мне, государь: что я охраняю?
Иоанн надолго задумался, глядя на склонившегося перед ним боярина, пока, наконец, не изрек:
– Нет. Нет тебя достойнее… – Он наклонился вперед и тихонько прошептал на ухо боярину: – В твоих руках хранится убрус. Лик Господа нашего, Иисуса Христа, чудодейственно им самим сотворенный и смертным переданный. Святыня, все болезни исцеляющая и заживляющая любые раны.
– Господь великий!!! – задохнулся от такого известия боярин Леонтьев. – Нешто такое возможно?
– А разве ты собственными глазами не видел, на что способен убрус? Разве
– Да, – выдохнул Басарга, для которого теперь очень многое стало ясно и понятно.
– Теперь ответь мне, витязь, прав ли я, всеми силами оберегая святыню эту от попадания в недобрые руки? Сохраняя для нашей православной державы?
– Ты прав, государь! – без колебаний согласился Басарга и преклонил колено: – Прости, что усомнился в мудрости твоей. Казни!
– Встань, – успокоил его Иоанн. – И долг свой исполняй с прежним рвением.
– Но тайна… Выходит так, что князь Воротынский о святыне нашей тоже ведает? – вспомнил Басарга долгий путь, которым попал в хранители. – И иноки монастыря Кирилло-Белозерского? А как святыня попала к ним?
– Пожалуй, витязь, тебе надлежит узнать все, – задумчиво произнес Иоанн. – Дабы история чудес, указывающих на покровительство Господа нашего Иисуса Христа святой православной Руси, не истерлась из памяти. Чтобы ты пересказать мог ее тем хранителям, что сокровище из рук твоих примут, дабы и дальше над землей русской нести.
Высушенную и выглаженную одежду горничная принесла постояльцам только перед ужином. Уже одевшись и дожидаясь, когда его спутница приведет себя в порядок перед торжественным выходом в кафе, Евгений спросил:
– Я одного не понимаю. Каким образом арабское полотенце ухитрилось стать русской национальной святыней? Как вообще оно к нам попало? Если в самом деле попало. И почему о нем никто никогда не слышал и его не видел?
– Включи логику, – буркнула Катерина, старательно натягивая заметно севшее платье на свое костлявое тело. – Если убрус попал к нам, то нет ничего удивительного в том, что он стал святыней и народ охотно ему поклоняется. А если у нас в России такой могучий культ убруса, это означает, что он почти наверняка здесь. То есть два первых вопроса взимоисключаются. Вот, черт! Даже если я в эту тряпку влезу, то есть потом не смогу – в меня после этого даже половинка пельменины не поместится!
– Но как он к нам попал?
– А вот это и есть тайна князя Романа Галицкого. – Катерина покрутилась, попрыгала и снова стала одергивать подол.
Леонтьев разочарованно сплюнул. Девушка остановилась, глянула на его грустное лицо и обреченно махнула рукой:
– Ладно, так и быть, расскажу. Все же ты два раза спас мне жизнь и четыре раза накормил ужином. Так что слушай и запоминай. Прежде всего тебе необходимо врубиться в обстоятельства средневековой жизни. Европейский угол континента в те времена был одной большой деревней, в которой все друг друга знали, все были друг другу родственниками, друзьями или воспитанниками с воспитателями. Самый яркий пример – это Ярослав Мудрый. Мама у него из Полоцка, жена из Швеции, из трех дочерей Елизавета пошла в королевы Норвегии, Анастасия – в королевы Венгрии, а Анна – в королевы Франции. Один сын женился на принцессе польской, другой – на принцессе австрийской, третий – на принцессе германской. А воспитанником у Ярослава был Магнус Добрый, будущий король Дании. В те времена, знаешь ли, было принято своих сыновей к чужим дворам на воспитание посылать. Тот же князь Галицкий воспитывался то ли в Польше, то ли в Германии, историки продолжают спорить. Врубаешься, парень?