Тайна красного чемодана
Шрифт:
Бумага оказалась счетом одного из магазинов в Ницце на имя того же Саргасса.
– Полный костюм велосипедиста, шапка, фланелевая рубашка, пара чулок для спорта, – прочел Дольчепиано, подчеркивая ногтем перечисленные в счете предметы. – Пересылка была заранее оплачена, как и все вышеупомянутые вещи, что видно из счета. Как вы думаете, этот костюм предназначался Саргассу?
– Само собой разумеется, нет.
– Так! Посмотрите на число. Посылка была отправлена за два дня до совершения преступления.
– Что вы говорите! – воскликнул я. – Значит, он предназначался…
– Сообщнику? Конечно. Этот костюм был у него надет под блузой. Теперь будьте внимательны. В котором часу произошел взрыв в сундуке?
– В шесть часов вечера, – ответил я. – Фитиль мог быть зажжен часов около пяти.
– Следовательно, вор должен был находиться в Ницце уже в четыре часа дня. Между тем мы знаем, что человека в блузе видели в Тине около пяти часов утра.
– После чего его след был потерян.
– Подождите, в восемь часов утра в Везюби появляется неизвестный человек, одетый в велосипедный костюм, толстые вязаные чулки, коричневые с красными и зелеными полосами и обыкновенные тонкие сапоги. Мало того, если на нем уже нет рыжего парика, борода все-таки существует и вполне схожа с бородой человека в блузе. Судебные власти держали это открытие в тайне.
– От восьми часов утра до четырех часов дня он мог десять раз доехать до Ниццы.
– Постойте. В Везюби он садится на трамвай. Едет в течение четырех часов, выходит в Сен-Мартене, нанимает мула и переезжает итальянскую границу. Тут уже мы действительно теряем его след. Но нам это и не важно, так как в то время было уже более четырех часов дня. Из этого вы видите, что он не мог быть в Ницце и вся история с грабежом – одна выдумка.
– Но я сам видел ключ, – заметил я.
– Это доказывает только то, что господин Монпарно, уезжая, не взял его с собой и он преспокойно оставался на улице Пасторелли, – насмешливо ответил Дольчепиано.
– Боже мой! Но кто же тогда положил фитиль? – испуганно воскликнул я.
– Кто? Вы, может быть, догадаетесь, когда я назову вам имя нашего молодца, – бросил он на меня какой-то странный взгляд.
– Прошу вас, не томите меня больше, – взмолился я. Дольчепиано вынул из кармана часы.
– Теперь я могу сказать. Он, вероятно, уже арестован. Это Антонин Бонассу.
На моем лице, вероятно, отразились в эту минуту все цвета радуги.
– Антонин Бонассу? – повторил я, бессмысленно глядя на Дольчепиано.
В моем мозгу мгновенно пронеслись самые ужасные предположения.
Мое самозванство обнаружено. Я заподозрен в убийстве. Итальянец играет со мной, как кошка с мышью, ожидая момента задушить меня своими когтями.
Все последние события: встреча в поезде, комедия с арестом, в которой сознательно принимали участие контролер, агент и главный комиссар, наконец, это посещение гостиницы, осмотр принадлежащих убитому вещей, все это было придумано с одной целью: вырвать у меня признание. Дольчепиано внимательно следил за мной, замечал каждую перемену в моем лице и, видимо, ждал, чтобы я так или иначе выдал себя. Наконец, убедившись в бесплодности своих ожиданий, он решил идти напролом и бросил мне в лицо мое собственное имя.
– Вы подозреваете меня? Вы с ума сошли! Я не виновен! – чуть не вырвалось у меня в первую минуту.
Но меня удержало какое-то новое чувство, внезапно примешавшееся к бушевавшим во мне возмущению и гневу. Я вдруг понял, что сама судьба против меня, что все обстоятельства, от первого до последнего, сложились таким образом, что у меня не было никакой возможности оправдаться. Вокруг меня было столько лжи, неправдоподобия и подтасовок, что я сам не мог разобраться, в чем и где истина.
Я присвоил себе имя Падди Вельгона. Симулировал поездку в Геную. Собирался уехать в Италию, обставив свой отъезд самыми тщательными предосторожностями, что придавало ему вид тайны.
Затем нельзя забывать говорящие против меня совпадения.
Ключ от сундука нашел я.
Марки, компрометирующие нас обоих, и Софи, и меня, принес я.
Как опровергнуть такую подавляющую сумму обвинений?
– Вы шутите! – пробормотал я упавшим голосом.
– Пойдемте! – сказал Дольчепиано, направляясь к двери.
Я последовал за ним, едва держась на ногах. Мы спустились с лестницы и снова вошли в контору. Перед столом, уронив голову на руки, дремал швейцар. Дольчепиано хлопнул его по плечу.
– Что угодно? – вскочил он.
– Вы записали фамилию приезжих из десятого номера? – спросил итальянец.
– Нет. Не знаю, может быть, записала сама хозяйка. Она была здесь, когда они приехали. Я только проводил в номер сначала даму, а затем господина.
– В котором часу приехала эта дама?
– Сегодня утром, между шестью и семью.
– А господин?
– В час дня. Я теперь припоминаю, что дама сказала свою фамилию. Она, вероятно, значится в книге.
– Дайте мне взглянуть, – сказал Дольчепиано, незаметно протягивая швейцару монету.
Тот замялся и, видимо, был удивлен.
– Полиция! – прошептал итальянец, бросая на него строгий взгляд.
– В таком случае, извольте! – испуганно произнес тот, раскрывая книгу.
– № 20… 6… 17… 3… 10-го что-то не видно. Вероятно, не записан! – сказал он, водя пальцем по странице.
Дольчепиано протянул через его плечо руку и схватил лежавшую в книге карточку.
– А это что?
Он бросил на нее беглый взгляд и протянул мне.
– Поверите вы наконец на этот раз? – сказал он с довольным видом.
Я прочел, не веря своим глазам: «Антонин Бонассу, чиновник министерства путей сообщения»… И внизу женским почерком было приписано: «С женой».
Это была моя собственная карточка, которую я сразу узнал.
– Ну, что вы скажете? – обратился ко мне Дольчепиано.
Я сделал жест рукой, как бы говоря:
– Что вы хотите, чтобы я сказал? Я ничего не понимаю.
Бонассу! Антонин Бонассу! Здесь, в гостинице существовал какой-то человек, выдававший себя за меня и подозреваемый в убийстве!