Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто
Шрифт:
Старый геолог, сутулясь, энергично зашагал по комнате, думая о чем-то своем. Дубенцов, выждав минуту, спросил:
– Что еще требуется от меня, Федор Андреевич, чтобы приступить к поискам предполагаемого месторождения железа? Может, нужны еще данные, чтобы повод к организации поисковых работ был признан официально?
– Голубчик вы мой!
– воскликнул Черемховский.
– Вы должны знать, что я тридцать лет собирал и изучал многочисленные материалы о Сихотэ-Алине, об этой громадной и так мало исследованной стране! Сообщение, которое вы принесли, является венцом моих теоретических исследований. Теперь будем искать! Пойдем в горы и будем искать! Я беру на себя всю ответственность перед Геологическим управлением за ваш поход со мной.
– Я буду рад пойти с вами.
– Завтра же мы начнем подготовку к большому маршруту. Мы договоримся с орочем Мамыкой, который нашел уголь в тайге. Пусть ведет нас. После того как будет найдено и осмотрено месторождение угля, я оставлю там половину отряда, а с наиболее крепкими людьми отправлюсь на батах вверх по Хунгари. Мы обследуем весь район, прилегающий к ее истокам, и, если потребуется, пересечем хребет и дойдем до Татарского пролива… Завтра же я отправлю письмо в Геологоуправление, чтобы через месяц нам дополнительно забросили самолетами продукты. Мы будем работать до глубокой осени, может быть останемся на зиму! Вас устраивает такой план действий?
Последние слова профессор уже выкрикивал - до того он увлекся своими рассуждениями. Дубенцов и Анюта невзначай встретились глазами, оба почему-то улыбнулись и тотчас же стали смотреть на Черемховского.
– Ничего лучшего я не хотел бы, Федор Андреевич, - взволнованно ответил Дубенцов, выслушав профессора; лицо его горело от того, что он услышал, и от того, что улыбнулась Анюта.
– Не хватает слов для благодарности… - запинаясь, добавил он.
– Мое высшее желание - довести до конца открытие, сделанное отцом.
– Мы доведем его до конца, мой юный коллега, чего бы нам это ни стоило!
– энергично сказал Черемховский.
Потом они пили чай. Анюта весьма сдержанно ухаживала за гостем. Но Дубенцов едва ли замечал теперь это.
Он весь был захвачен мыслями, только что высказанными старым геологом, радостью, вызванной предстоящим походом в большой маршрут, где с ним рядом будут эти люди, становившиеся ему почти родными, - профессор Черемховский и его дочь.
В тот же вечер он писал письмо матери, намереваясь - отослать его с почтой, которую готовил Черемховский в Геологическое управление. «У меня такое чувство, мама, - писал он, между прочим, - будто я нашел здесь отца живым - образ отца и образ Федора Андреевича как-то странно объединились в одном человеке. Кажется, я еще никогда не испытывал такого неукротимого желания во что бы то ни стало достичь намеченной цели, как сейчас. Эта цель - найти папино месторождение. И ты, милая мамочка, пожалуйста, не беспокойся обо мне. Геологическое управление безусловно разрешит мой поход. Посылаю доверенность на получение моей зарплаты. Итак, вперед на Сихотэ-Алинь!»
Глава шестая
Канчунга Мамыка и его находка.
– Пережитки орочей.
– В шалаше старого ороча.
– Разговор с Мамыкой.
Наутро Черемховский, Дубенцов и Пахом Степанович отправились на переговоры к Мамыке. Старому орочу, как известно, принадлежала честь открытия месторождения каменного угля.
Ежегодно весной, как только сойдет лед с Хунгари, орочи на батах - длинных, выдолбленных из целого тополя или ясеня лодках - отправлялись вниз по течению реки в ближайший пункт «Союзпушнины» - в село Вознесенское-на-Амуре. Здесь они с гордостью извлекали из мешков связки шкурок дымчатой белки, желтого хорькаколонка, шоколадной ворсистой выдры, красной и чернобурой лисицы, шкуры крапчатой рыси, лохматой росомахи, бурого и черного медведя, дикого кабана, сохатого, изюбря, кабарги, козули, барсука. Горы «мягкой рухляди» всяких цветов и оттенков заполняли прилавок магазина, и приемщик едва успевал за день произвести расчет с охотниками.
Продав пушнину, орочи обычно отправлялись на пароходе в Комсомольск-на-Амуре. В городе они иногда жили целую неделю: навещали знакомых горожан, ходили в кино, в парки, а нагостившись, закупали годичный запас продуктов и принадлежностей охотничьего промысла, обнов и подарков близким и пароходом возвращались в Вознесенское. Отсюда их путь лежал вверх по течению Ху нгари на батах в родное стойбище.
Старый Канчунга Мамыка пользовался особой популярностью среди жителей Вознесенского. Общительный и веселый, он был желанным гостем в любом доме. Подвыпив, он обычно находил гармониста и просил, чтобы тот играл на гармошке. А сам по-медвежьи топтался, слегка приседал, монотонно припевая:
– Анара-нара-на-на! Анара-нара-на-на-на! Мамыка во многом еще придерживался старого. Он, например, строго соблюдал дедовский обычай - никогда не стрелять в медведя. Выследив зверя и выманив его из берлоги, он отбрасывал ружье в сторону и шел на зверя с копьем. Медведицу с детенышами никогда не трогал.
– Его не могу убивай, - объяснял он русским, - его мамка…
Внимание посторонних привлекала продолговатая, в виде челнока, берестяная шкатулка, которую Мамыка всюду носил с собой и, по-видимому, никогда с ней не расставался. Он держал в ней различные камешки, по одному из каждой породы: горошки кальцита, кусочки кварца, мрамора, кремня, зеленые и синие осколки медного колчедана, крохи красивейшей яшмы, куски порфира, малахита, ноздреватого туфа и многих других пород. Богатство свое старый ороч никому не доверял, разрешая посмотреть на него только из своих рук, и очень сердился, если кто-нибудь пытался в шутку стащить у него хотя бы один камешек.
Однажды весной Мамыка привез в Вознесенское, кроме шкатулки, еще и увесистый кубический камень, завернутый в тряпицу. Как только баты пристали к берегу, Мамыка поспешил к председателю местного колхоза, своему большому приятелю. Поздоровавшись, он развернул тряпицу, спросил:
– Его какой камень?
Председатель долго и с интересом рассматривал черную тусклую глыбу.
– А знаешь, Канчунга, - сказал он наконец, - помоему, это каменный уголь. Где ты нашел его? Ведь такой камень для любого дома нужен. Он даже пароходы и машины двигает.
Мамыка просиял:
– Вот правильно тебе говори! Моя тоже гляди: пароход такой камень печка гори. Моя на Удом и находи такой камень. Моя тогда думай: его, однако, шибко дорогой камень!
– И много там этого камня?
– Кругом сопка такой камень, шибко много!
– Мамыка сделал руками широкий охватывающий жест.
А через две недели этот камень попал в руки Черемховского и послужил поводом для организации поискового геологического отряда.
Черемховский, Дубенцов и Пахом Степанович вышли на пригорок к Хунгари. Внизу, в галечных берегах, шумели быстрые струи прозрачной воды. Сверкая под лучами солнца, река выбегала слева из лесистой поймы, стремительно неслась вдоль стойбища и уходила за обрывистый утес. За рекой на юг простирался сумрачный бескрайний океан тайги.
На берегу там и сям стояли и ходили женщины с удочками, бегали ребятишки, таская ведра с уловом. Некоторые женщины были с грудными детьми. Время от времени то одна, то другая женщина дергала удилище, и в воздухе сверкала серебристая рыба.
Среди рыбачек Черемховский увидел и свою дочь и фельдшера Карамушкина. Рядом с ними стояла учительница. Анюта удила. Но дело у нее, как видно, не клеилось.
– Ой, Анюточка, опять не так!
– смеялась Вача.
– Поглубже леску надо опускать. Давай еще раз покажу. Посмотри-ка…