Тайна квартала Анфан-Руж
Шрифт:
— Я тоже так считаю. Боюсь, мне немного нездоровится. Я бы вернулся домой и прилег.
— В добрый час. Вы поступаете весьма благоразумно.
Она проводила его до двери.
В вестибюле Виктора настиг Фортунат де Виньоль.
— Мошенник… я вас узнал. Это вы присылали мне изображения крутобедрых красоток. Принесли еще?
— Нет, я случайно оказался…
— Ах, у вас было свидание с коварной Габриэль. Будьте осторожны, она не перед чем не остановится! Даже перед отцеубийством!
— Ошибаетесь, ваша дочь
— Она считает меня безумцем, но это не так. Ее врач подсунул мне наркотик, чтобы я все забыл, но я настаиваю, это она пыталась меня убить.
— Убийцей оказался Шарль Дорсель, — спокойно произнес Виктор.
Его слова привели Фортуната в негодование.
— Шарль?! Вы обвиняете малыша Шарля? Единственного во всем этом проклятом семействе, кто всегда меня защищал? Изыди, приспешник дьявола! Ты прикинулся фотографом, чтобы втереться мне в доверие, но наступит день, когда ты за все заплатишь, мерзкий Жак де Моле! Уходи и не смей возвращаться, я дорого продам свою жизнь!
И старик, поспешно вернувшись в комнату, захлопнул за собой дверь. Виктор вздохнул. Возможно, добровольное затворничество убережет его от психиатрической клиники. Виктор решил при первой возможности прислать ему еще жизнеутверждающих и пикантных картинок.
Фортунат де Виньоль, стоя за занавеской, с горечью наблюдал, как идет к воротам его поставщик нимф и гурий. Через двор пробежал черный кот. Испуганный старик, решив, что это сам дьявол явился ему в одном из своих обличий, упал на колени перед изображением Людовика XVI и принялся бормотать заклинания.
Виктор вернулся к себе и увидев, что Таша нет дома, вздохнул с облегчением: она не узнает о его побеге. Не успел он улечься в постель, как услышал тяжелые шаги, и на пороге появилась Эфросинья с плетеной корзиной, в которой лежали метелки для пыли и прочие приспособления для уборки.
— Добрый день, месье Легри. Вы, можно сказать, стояли на пороге чистилища, а мы вынуждены прозябать…
— Откуда у вас вдруг такой оптимизм? — с иронией поинтересовался Виктор.
— А как вы думали: не щадя сил воспитываешь сына двадцать два года, а теперь его вот-вот потеряешь!
— Неужели Жожо так плохо? — испугался Виктор.
— Он в добром здравии, если вы это имеете в виду. Конечно, на него сильно подействовало то, что он болтался на вершине колонны, прямо у ног Гения свободы, да еще тот тип упал и разбился насмерть у него на глазах… Но дело не в этом: вчера вечером месье Мори согласился на брак Жозефа и вашей сестры. Еще бы, ведь он обязан моему сыну жизнью, — произнесла Эфросинья с похоронным видом.
Виктор подскочил в кровати, забыв о ране, и вскрикнул от боли.
— Жозеф и Айрис поженятся?!
— Обручатся. В следующем году, сразу после дня рождения моего сына, то есть после четырнадцатого февраля. А свадьбу сыграют еще через полгода.
— Не могу сказать, что я одобряю решение месье Мори. Но вы правы, если бы не Жозеф, Кэндзи мог погибнуть. Но я вас не понимаю: если до обручения еще пятнадцать месяцев, значит, вы не так уж скоро расстанетесь с сыном. Да и после будете видеться каждый день.
— Месье Легри, меня другое заботит! Я ведь мечтала, чтобы он женился на француженке!
— Ну и дела, — удивился Виктор, — а что, Айрис, по-вашему, не француженка?
— Я против нее ничего не имею. Она хорошенькая, с образованием и все такое. Но коли у них пойдут дети…
— Они могут получиться несколько узкоглазы. Зато акцент у них будет самый что ни на есть французский. Вы ведь сами из Шаранты, ведь так?
— Точно, месье Легри. Вся моя семья из Ангулема.
— А вы знаете, что графство Ангумуа присоединили к французской короне только во время правления Филиппа Красивого, потом оно отошло Англии, потом Франция вернула его себе, а Франциск Первый отдал в удел своей матери, Луизе Савойской. Эти земли перебрасывали, словно мяч, из рук в руки! Так что вам не стоит презирать мою сестру из-за ее происхождения.
— Я никого не презираю, что вы! Дело в другом…
И Эфросинья внезапно расплакалась.
— Ну-ну, успокойтесь, — проворчал порядком уставший Виктор.
Эфросинья вытерла слёзы и громко высморкалась.
— Понимаете, отец Жозефа… был женат, когда мы полюбили друг друга. Потом его жена заболела, и он поклялся мне, что если она умрет, женится на мне. Но сам умер прежде нее. Хвала Всевышнему, он признал Жозефа и дал ему свою фамилию. На я-то так и осталась Курлак! — пробормотала Эфросинья, складывая огромный носовой платок.
Виктор подавил смех.
— Так вот что вас мучает? Вы не говорили об этом Жозефу?
— Как я могла?! Он бы стал меня презирать.
— Вам нечего стыдиться. Жожо любит вас и примет правду. К тому же на Айрис женится он, а не вы!
— Ох, месье Легри, спасибо вам, утешили старуху. У меня прямо камень с сердца упал!
— Сходите к Таша, там есть водка. Выпейте стаканчик и полежите немного… если, конечно, патриотическое чувство позволит вам принять такое предложение от франко-англичанина, который сожительствует с молодой эмигранткой из России…
— Ох, месье Легри, мне так стыдно за свои слова!
— Ну все, идите, я устал, — буркнул Виктор и закрыл глаза.
Эфросинья на цыпочках вышла из комнаты, и он тут же уснул.
Проснувшись, он увидел Кэндзи. Тот улыбался.
— Я бы еще вчера пришел, да только Таша меня не пустила. Как ваша рана?
— Поскорей бы сняли чертовы швы.
— Терпение. «Деревья скоро садят, да не скоро с них плод едят».
— Звучит ободряюще. А как вы?
— Ерунда, несколько синяков… Правда там, где не следует.