Тайна квартала Анфан-Руж
Шрифт:
— Весьма приблизительно.
Габриэль дю Уссуа снисходительно улыбнулась.
— Антуан специализировался на орангутангах — в переводе с малайского это слово означает «лесной человек», — и предпринимал длительные экспедиции на Яву, Борнео и Суматру. Во время одной из таких поездок, осенью 1889 года, он впервые услышал о некоем Эжене Дюбуа, некогда читавшем лекции по анатомии в университете Амстердама, а затем увлекшемся палеонтологией. В местечке Ваджак тот обнаружил череп, отличавшийся от всех, какие видел ранее. Тогда Антуану не удалось встретиться с Дюбуа лично, но, вернувшись
— Стараюсь. Но почему поиски проводились не в Африке, а в Азии?
— Эрнста Хейкеля потрясло сходство между эмбрионом человека и гиббона — а Голландская Индия — родина гиббонов. Эжен Дюбуа продолжил научные изыскания Хейкеля и подал заявку на должность военного врача в одну из колоний. Он поехал туда вместе с женой.
Габриэль встала, открыла шкаф, достала бутылку коньяку, налила в бокал и протянула Виктору. Сама она расхаживала взад-вперед по комнате.
— Антуан был очень увлеченным человеком. Я многое прощала ему за это, хотя со временем мы охладели друг к другу. Он быстро пришел к выводу, что череп, найденный Дюбуа, принадлежит питекантропу.
— Я начинаю понимать, что было дальше…
— Антуан добился, чтобы его снова отправили в экспедицию в Голландскую Индию, которая и состоялась прошлым летом. Формально тема его исследований осталась прежней: жизнь орангутангов в привычной среде обитания. Мне, моей горничной Люси Робен и Алексису Уоллерсу разрешили сопровождать Антуана. Шарля Дорселя муж нанял секретарем уже на Яве в 1888 году, и с тех пор тот жил с нами под одной крышей.
— Так главные действующие лица этой истории собрались вместе, — отметил Виктор.
— У двоих второстепенные роли, месье Легри, — поправила его Габриэль. — На сей раз Антуан был твердо намерен встретиться с Дюбуа и уговорить раскрыть цель исследования. Шарль Дорсель, который бегло говорил по-голландски, должен был облегчить эту задачу. Дюбуа перенес раскопки в окрестности деревни Тринил, богатые ископаемыми третичного периода и плейстоцена — благодаря реке Соло.
— Простите мое невежество, но что такое плейстоцен?
— Так называется начало четвертичной эры.
Габриэль снова села и наклонилась к Виктору, демонстрируя декольте.
— Вам интересно знать, что было дальше?
— Э-э… Конечно.
— В сентябре 1891 года был найден третий верхний правый коренной зуб примата. В октябре военные инженеры, которых привлекли к раскопкам, нашли еще один зуб и череп существа, которое Дюбуа назвал антропопитеком. — Она чуть улыбнулась. — Это вид, промежуточный между обезьяной и человеком.
— Палеонтология похожа на криминальное расследование: и там и там в конечном счете находят труп, — пробормотал Виктор. — Так что, Дюбуа охотно комментировал свою находку?
— Куда там! Он оказался крайне неразговорчив и обсуждал с Шарлем Дорселем только зубы орангутанга. Мужу пришлось подкупить местных жителей, которые работали
— Проверенный метод, я его тоже частенько использую.
— Мой муж мечтал опередить Дюбуа и первым найти недостающее звено — то есть, череп, слишком маленький для человека и слишком крупный для обезьян того региона.
— Понимаю. Такой трофей прославил бы его.
— Судьба, казалось, дала нам шанс: один молодой яванец рассказал Антуану, что его отец, резчик по кости, откопал в 1886 году череп, похожий на тот, что нашел Дюбуа, и установил его на маленький металлический треножник, украшенный бриллиантами и кошачьими головами. Получилась курильница.
— Чаша Джона Кавендиша…
— Простите?
— Нет, ничего. Прошу вас, продолжайте.
— Курильницу он продал китайскому торговцу из Сурабайи. Антуан немедленно поехал к нему, и тот сказал, что, в свою очередь, перепродал курильницу. Покупатель был убежден, что это старинная вещь, и заплатил за нее рубином размером с ноготь. Это был ботаник, остановившийся в отеле «Амстердам». Антуан отправился в отель и в списках постояльцев нашел его имя. — Габриэль дю Уссуа наклонилась к Виктору еще ближе и прошептала: — Джон Кавендиш.
— Ваш супруг посвящал вас в подробности своих поисков? — осведомился Виктор, не поднимая глаз со своих ботинок.
— Только мне он и мог довериться. Алексиса, который не отходил от него ни на шаг, мечтая разделить его славу, Антуан презирал. Шарль Дорсель был ему больше не нужен. Увы, у моего мужа была дурацкая привычка вести дневник. Когда в декабре мы вернулись в Париж, Антуан написал письмо Джону Кавендишу, который жил у своей сестры, леди Фанни Хоуп Пеббл. Она ответила, что ее брат скончался в Париже в 1889 году. Тогда Антуан решил воспользоваться случаем — в Лондоне должна была состояться научная конференция, — и съездить в Эдинбург, в окрестностях которого проживала эта дама.
— Но за месье дю Уссуа следили, и когда он уехал от леди Пеббл, направившей его к Кэндзи Мори, ее убили.
— Ах! Так вы об этом знаете. Тогда вам, должно быть, известно и то, что убийца леди Пеббл убил и моего мужа.
— А также Люси Робен, Леонара Дьелетта и Ахилла Менаже. Он пытался прикончить и меня, и месье Мори, в чем почти преуспел. Неужели причиной всех этих преступления Шарля Дорселя было только честолюбие?
— Нет, вовсе нет. Сначала я подозревала Алексиса. Но когда увидела труп Люси… она ведь была любовницей Шарля, мне стало страшно за себя и своих близких. И не напрасно: несмотря на глубокую привязанность, которую Шарль питал к моему отцу, он пытался убить и его.
— Значит, история с выстрелом в подвале — правда?
— Вы меня удивили, месье Легри! Я-то было поверила, что вы всеведущи. Да, Шарль стрелял в моего отца, но, к счастью, тот вовремя наклонился, и пуля просвистела мимо, угодив в глаз одного из чучел.
— Ваш секретарь убивал одного за другим, а вы хранили молчание!
— Мне искренне жаль, что вы подверглись опасности. Я собиралась вызвать полицию позавчера, но вы меня опередили.
— Расследования, подобные этому — мое хобби.