Шрифт:
Я застала Оксанку в мрачнейшем расположении духа. Она сидела за кухонным столом, подвернув под себя ногу и, при помощи кулака, сделав плиссированную щеку. Я попыталась сморозить что-либо веселенькое, но плиссе на щеке Никольской-младшей не разгладилось. Я посмотрела на Эллу — старшую сестру Оксаны, та только пожала плечами и продолжила приготовление завтрака.
— О чем скорбишь, красна девица? — я все еще не решалась оставить веселый тон.
— А чему радоваться? Денег нет, ничего нет, а тут ты еще подсовываешь книжки об искусстве, про ренессансы всякие, душу травишь! — забубнила Оксанка.
— Я пытаюсь тебя развлечь и отвлечь, — начала я бодро оправдываться.
— От чего отвлечь? И так сижу как мухомор запечный: ни работы, ни общения! — Оксанка разошлась не на шутку и скуксилась.
— У-у-у! Да ты серьезно на судьбу разобиделась?! — протянула я, но больше желания подтрунивать над Оксанкой не было.
Элла молча накрывала на стол. Завтрак состоял из яиц всмятку, салата и кофе со свежими бубликами.
Разочарование в жизни у Оксаны вылилось и в наплевательское отношение к собственной внешности. Она, нерасчесанная и надутая, была одета в штаны неизвестного происхождения, из-под которых виднелись носки с напуском.
Признаться честно, в глубине души и даже на ее поверхности я согласна с Оксаной. Ну что за жизнь мы ведем? Ни встреч, ни впечатлений. В наличии молодость, легендарные родословные, авантюрный склад и… безденежье. Бросаться же, как «кур в ощип», в водоворот жизни не хотелось тоже.
Я посмотрела на подругу: Оксанка с расстройства полоскала нос в кофе, Элла задумчиво жевала бублик, вперив взор в неизвестное.
— Можно заработать верным способом, — сказала я.
— Как? — спросила Оксанка.
— У меня предложение. Только попрошу не кидаться в меня стульями! Я о кладах!
— О-о-о! — в один голос прорычали сестры Никольские.
— Сначала выслушайте! Я вам говорила и повторяю, что на нашей любимой дороге к мосту стоял барский дом. И ничего жуткого не произойдет, если мы покопаемся там!
— Там нет барского дома! — упрямо сказала Алла.
— Правильно, — согласилась я, — теперь нет, а раньше был.
— Ну и что? Ты предлагаешь идти туда и копать, где — неизвестно, чем — тоже? И как это будет выглядеть? Среди бела дня мы копаем, да? И так на нас смотрят как не знаю на кого, когда мы проходим по нескольку километров в день, видите ли, гуляя! — закричала Оксанка, сделав глаза круглыми, а тон ядовитым. — Копайте, если делать нечего, я не буду!
— Как хочешь. А ты? — я посмотрела на Эллу. Элла принялась хихикать. — Да ну вас! То им скучно, то не хотят ничего делать! Пусть даже там ничего нет, мы только попробуем. Мне тоже не блазит перекопать всю площадь. А вдруг повезет?
Но девчонки моего оптимистического авантюризма не исповедовали. Обозвав меня неисправимой фантазеркой, Оксанка махнула рукой и погрузилась в мрачный колодец своих мыслей. Я посмотрела на Эллу.
— Ну, не знаю… Ты только представь: как это будет выглядеть? И где начинать копать? — протянула она.
— Во-первых, перед кем там выглядеть? — не унималась я. — Там раз в год люди ходят, и то эти люди — мы! А потом, как же вы представляете поиски клада? Вы думаете, что у тех, кто находил, имелись карты от предков и разрешения правительства? — я начинаю ехидничать, а Элла снова принимается хихикать и заодно изрекает:
— Ну ладно, давай сходим, посмотрим, и ты увидишь, что даже фундамент там — от современной постройки.
— Не фундамент это, а просто плиты!
— Ну сходите, сходите! Делать вам нечего, посмешите людей! — надрывалась Оксанка.
Поизощрявшись в насмешках друг над другом еще этак с полчаса, мы все-таки определились, хотя выбор времени вызвал длительную дискуссию. Ночь отпала сразу, так как никто из родителей не пустил бы нас даже на собственные огороды. И раннее утро тоже не приветствовалось: во-первых, Оксанка не хотела жертвовать сном из-за наших глупостей, а во вторых, и это главное, было бы подозрительно для пастухов увидеть трех девиц, на заре орудующих лопатами. Было выбрано просто утро — десять часов. В десять все на работе, пастухи давно на пастбищах, а для немногих любопытствующих у нас на всякий случай готов ответ: мы — практиканты-экологи, берем пробы земли.
Оксанка отправилась с нами, желая совместить приятное с полезным. Приятное — посмеяться над нами, полезное — накосить травы для кроликов.
Проснулась я в половине восьмого. Настрой был оптимистическим, планы — радужными. Домашним я сообщила о прогулке — и всего лишь. Лопаты берем у Никольских, у них все на работе — расспросов не предвидится. Наскоро позавтракав и вонзившись в шорты, я понеслась. Встречались дома у девчонок.
Они одарили меня улыбками средней и высшей степени скептицизма. Высшая отпечаталась на устах Оксанки, конечно же. Думаю, не стоит описывать и дорогу до места поисков, так как беседы почти не велось. Говорила одна Оксанка, хотя это трудно назвать разговором: укоры и насмешки перемежались прысканьем, бульканьем и хохотом. Оксанка не могла успокоиться и фантазировала на всю катушку.
Выглядели мы для своего таинственного дела «сдержанно». Элла надела ослепительно-красные шорты, Оксанка прикрылась панамой «а-ля госпожа Беладонна», я же взяла зонтик-парасольку, что уже давно взбудоражил умы мужеского населения нашего поселка. Да еще лопаты и серп!
Наконец мы подошли к месту. Время — 9 часов 57 минут. Жарко. Оксанка, утомившись было от сарказма, заехидничала с новой силой. Потом махнула рукой и ушла косить траву.
Место это и в самом деле чудесное. Дорога служила разделом между двумя полянами. На одной из них до сих пор находилась коновязь, на другой — когда-то стоял барский дом.
— Ну и откуда начнем? — спросила Элла.
Я задумалась. Надо подключать логику и интуицию. С логикой труднее, так как мы даже не знаем, как стоял этот дом. Остается одна интуиция. Я бы желала сосредоточиться, но это было трудно под причитания Оксанки и хохот Эллы. Я выбрала правую сторону. Элла принялась копать слева, я справа. Одно дело представить, другое — увидеть. Так вот, увидев нас копающими, Оксанка рухнула.
Копать было неудобно. Земля здесь давно не знала лопаты, все было заросшим в траве. Да и мы то и дело оглядывались и осматривались — не идет ли кто. Не считая приступов смеха и самокритики.