Тайна Легницкого музея
Шрифт:
Минут через десять мы вырыли траншею приблизительно двадцать сантиметров в глубину и столько же в длину. То, что мы выковыривали в процессе копания, на клад никак не тянуло. Элла начала медленно подходить ко мне с лопатой с недвусмысленным выражением лица. Но я не сдавалась. Я предложила ей пока покосить траву, так как Оксанка на это была не способна, она изнемогала от хохота. Сама же я продолжила раскопки. Я понимаю, что на глубине двадцати сантиметров найти что-либо было бы фантастикой. Копать было трудно, к тому же попадались одни черви и мокрицы, и пыл мой поугас.
Если по дороге туда хохотала одна Оксанка, то по дороге оттуда Никольские надрывались дуэтом. Я шла гордо! Я верила в удачу!
Два дня у нас ушло на насмешки друг над другом. Потом мы успокоились и вновь загрустили. Совершались обычные ежедневные дела, на всякие же планы и фантазии Оксанка лишь махала рукой с досады.
Мысли о кладах, да и вообще о чем-то необычном и таинственном давно витали вокруг нас. Особенно усердствовала я, так как с детских лет любила историю, замки и все прекрасное, что связано с ними.
Еще одним поводом к этому послужило обнаружение моей родословной, где встретились такие громкие имена, что даже спустя столько веков мир дышит неровно, произнося их.
Когда мы познакомились с девчонками, они, задетые моими предками за живое, тоже в меру сил попытались выяснить свои корни. Единственное, что удалось узнать достоверно, — в их роду имелись поляки. От этого мы и начали поиск. И с тех пор надежда когда-нибудь поехать в Польшу и удостовериться в этом не покидала нас всех.
В это утро Оксанка копала грядки. Элла собиралась сеять морковь. Копать Оксане было тяжело, ее любимый хондроз давал о себе знать, она скрипела, стонала, но копала. Я пришла к девчонкам за семенами той же моркови, начинался огородный сезон, который я очень любила и поэтому проявляла хозяйское рвение.
Оксанке было жарко, да и не только ей. Май действительно выдался очень теплым. Погода стояла такая, какая обычно бывает в разгар июля. Элла собирала семена для меня и объясняла новый способ посадки.
— Что я нашла! — вдруг закричала Оксанка и присела на корточки.
Мы подбежали. То, что выкопала Оксанка, имело вид кружочка. Металл, из которого сделана находка, не был драгоценным, то есть это не золото и не серебро, а скорее медь или латунь. Предмет был блестящим, но кое-где все же потускневшим от долгого пребывания в земле. В середине кружочка располагалась веточка с листиками. Вещица была довольно красивой и могла служить медальоном. Оксанка тут же бросила копать и занялась чисткой своей находки.
— Откуда она здесь взялась? — спросила Элла. — Может быть, кто-то выковал ее, ведь тут раньше стояла кузница.
Версий было много, но кто знает истинную?.. Главное, нашлась интересная штучка. Мы долго любовались вещицей, затем Оксанка все же продолжила копательные работы, а я, получив семена моркови, поспешила домой.
Мама попросила меня принести корень лугового тысячелистника.
Я позвонила девчонкам. Элла занималась вышиванием, и вообще выходить из дому ей сегодня не хотелось. Мы отправились с Оксанкой.
— Мне с твоими выходками уже сны по теме стали сниться! — сказала она.
— Поделись увиденным! — прошипела я. Я знала, что теперь Оксанка будет пилить меня до скончания века.
Прохохотавшись для вступления, она начала:
— Снилось мне, что я поехала в Польшу, по какой причине — точно не помню. Приехали в какой-то то ли городок, то ли поселок. Название я не запомнила, вроде как на букву «Л» или «В». Музей там оказался, в бывшем господском доме. Зашли мы туда, там портреты, вещи, естественно. И почему-то меня оставили ночевать в этом доме. Легла я спать и вдруг вижу — один портрет ожил! Это мужчина, пожилой, в седом парике, на груди лента с орденами. Подходит он ко мне, а мне и страшно, и интересно. Вот подходит он ближе, и смотрю я, будто мы с ним похожи. И говорит он, что этот дом, имущество, документы и деньги находятся в доме, в тайнике. А тайник вроде я знаю где, и что все наследство — мне одной!
— Да, Оксанка, дела! — протянула я. — Вещий сон! Это не сон даже, а видение!
— Ага, видение! Все это последствия твоих выкрутасов!
— Каких еще выкрутасов? — возмутилась я. — Ничего ты не понимаешь! Есть сны, а есть видения. Сейчас ты созрела для того, чтобы тебе открылись тайны прошлого. А ты, вместо серьезного подхода к делу, зубоскалишь! — бурчала я.
— Да, с твоей фантазией только в Голливуде работать, давно бы посадили! — выдала Оксанка.
— Да ну тебя! — не осталась я в долгу.
Мы уже подходили к месту недавних раскопок. Отдохнувшие губы Оксанки снова приняли горизонтальное положение.
— Выкапывать корень ты будешь, конечно, здесь?
— Естественно!
На этом наша беседа себя исчерпала. Я вонзила лопату недалеко от нашей траншеи. Надо было действовать осторожно, чтобы не повредить корень растения. Работать было неудобно: лопата тяжелая, корень хрупкий.
— Никогда не думала, что у тысячелистника такой сложный корень, как у дуба! — прокряхтела я.
— Чего это ты выдумала? — протянула Оксанка. — У него корень маленький, как у большинства растений.
— Значит, я попала в сплетение корней, никак лопату не провернуть.
— А может быть, клад? — спросила Оксанка ядовито.
Потом мне стало так страшно — я думала, ее глаза действительно выпадут из орбит. Просто мне удалось вывернуть лопату, и Оксана увидела небольшой кисет. Он был таким древним, что из кожаного, каким он, вероятно, был раньше, стал почти каменным. В нем — яснее ясного — что-то лежало.