Тайна личности Борна (др. перевод)
Шрифт:
Каин.
Мари, Мари. Что я наделал?
— Такси!
Глава 18
Уезжай из Парижа! Сейчас же! Чем бы ты ни была занята, бросай все и уезжай!.. Это распоряжение правительства. Они хотят, чтобы ты уехала. Они хотят его изолировать.
Мари раздавила сигарету в пепельнице на столике у изголовья кровати. Взгляд ее упал на трехлетней давности выпуск «Потомак Куотерли», и она задумалась о той страшной игре, участвовать в которой заставил ее Джейсон.
— Не буду их слушать! — вслух сказала Мари и вздрогнула от звука собственного голоса в пустой комнате. Она подошла к окну, к тому самому, в которое смотрел он, испуганный, пытающийся объяснить ей, что с ним происходит.
Мне нужно многое узнать… довольно, чтобы принять решение… но, быть может, не все. Какая-то часть меня должна иметь возможность… уйти, исчезнуть. Я должен суметь сказать себе: того, что было, уже нет, и вполне вероятно, никогда не было, потому что я этого не помню. То, чего человек не помнит, не существует… для него.
— Дорогой, дорогой мой. Не поддавайся им!
Теперь она уже не вздрогнула, потому что ей казалось, будто он здесь, в комнате, слушает ее, задумывается над собственными словами, хочет бежать, исчезнуть… вместе с ней. Но в глубине души она понимала, что он не сможет этого сделать, не сможет смириться с полуправдой или на три четверти ложью.
Они хотят его изолировать.
Кто это они? Ответ был в Канаде, а Канада была отрезана — опять ловушка.
Джейсон был прав насчет Парижа, она тоже это чувствовала. Что бы их ни ожидало, это было здесь. Найди они человека, который сорвал бы пелену, позволил бы Джейсону увидеть, что им манипулируют, разрешились бы и другие загадки, а ответы уже не толкали бы к самоуничтожению. Осознав, что, какие бы преступления ни остались в забытом прошлом, сейчас он был пешкой в другом, гораздо более страшном преступлении, он бы смог уйти, исчезнуть вместе с нею. Все относительно. Человек, которого она любит, должен понять не то, что прошлого не существует, а то, что с ним можно жить и таким образом похоронить. Поверить, что прежде он был совсем не таким, каким пытаются изобразить его враги, иначе они не выбрали бы его. Его сделали козлом отпущения, назначили умереть вместо кого-то другого. Если бы только он мог это понять, если бы только ей удалось его убедить. Иначе она его потеряет. Они его отнимут, они его убьют.
Они.
— Кто вы? — крикнула она в окно парижским огням. — Где вы?
Она ощутила, как в лицо ей дунул холодный ветер, ощутила так, словно оконные стекла растаяли, и ночной воздух ворвался в комнату. У нее стеснилось в груди, и какое-то время она не могла перевести дыхание. Потом это прошло. Она испугалась — так уже было раньше, в первый их вечер в Париже, когда она ушла из кафе встречать его на ступенях Клюни. Она спешила по бульвару Сен-Мишель: холодный ветер и комок в горле… тогда у нее тоже перехватило дыхание. Позднее она догадалась почему: в нескольких кварталах от нее, в библиотеке Сорбонны Джейсон принял решение, от которого потом отказался, — но он успел его принять. Он собирался не возвращаться к ней.
— Прекрати! — закричала Мари. — Это безумие! — Она встряхнула головой и посмотрела на часы. Его не было уже больше пяти часов. Где он? Где он?
Борн вышел из такси у входа в элегантный отель на Монпарнасе. Следующий час должен был стать самым трудным в его укороченной забвением жизни — той, что до Пор-Нуара потонула во тьме, а после превратилась в кошмар. Кошмар будет продолжаться, но дальше он останется с ним один на один. Он слишком сильно любит Мари, чтобы обрекать ее на то же. Он найдет способ исчезнуть, унеся с собой все, что связывало ее с Каином. Это будет просто: он уйдет на какую-нибудь вымышленную встречу и не вернется. А в течение следующего часа он напишет ей такую записку: «Дело сделано. Я нашел свои стрелки. Возвращайся в Канаду и ради нас обоих никому не говори ни слова. Я знаю, где тебя найти». Последнее было неправдой — они никогда больше не увидятся, — но должна оставаться маленькая летучая надежда, хотя бы для того, чтобы она села в самолет до Оттавы. Со временем проведенные вместе недели померкнут в памяти, обратятся в реликвию, тайник с сокровищами, который открывают в редкие спокойные минуты. А потом исчезнет и это, поскольку жизнь для живых воспоминаний, дремлющие утрачивают смысл. Никто не знал этого лучше, чем он.
Он прошел через холл, кивнул консьержу, читавшему газету за мраморной стойкой. Тот едва взглянул на вошедшего, лишь убедившись, что это не посторонний.
Лифт с грохотом и скрипом доехал до шестого этажа. Джейсон глубоко вздохнул и подошел к двери. Главное — избежать театральных сцен, не насторожить ее словом или взглядом. Хамелеон должен раствориться в той части леса, где не найти следов зверя. Он знал, что скажет, но все обдумал и составил записку, которую ей напишет.
— Почти весь вечер там проторчал, — говорил он, обняв ее, гладя темно-каштановые волосы, баюкая у себя на плече ее голову и… терзаясь болью, — любовался на доходяг продавщиц, слушал всякое идиотское щебетание и пил кислую жижу, которая у них сходит за кофе. Напрасно время потратил. Зоопарк какой-то! Обезьяны и павлины разыграли целый спектакль, но не думаю, чтобы кто-то действительно что-нибудь знал. Есть один подозрительный тип, но он может оказаться просто охотником на американцев.
— Он? — спросила Мари, понемногу успокаиваясь.
— Человек, который сидит у них за пультом, — сказал Борн, силясь избавиться от слепящих взрывов, тьмы и бушующего ветра, возникших в его воображении вместе с лицом, которого он не знал, но хорошо себе представлял… Теперь этот человек был только средством; Борн отогнал воображаемые картины. — Я договорился встретиться с ним около полуночи в кафе на улице Отфёй.
— Что он сказал?
— Очень мало, но достаточно, чтобы меня заинтересовать. Я видел, как он за мной наблюдал, когда я там задавал вопросы. Народу было много, поэтому я мог крутиться довольно свободно, разговаривать с продавцами.
— Задавал вопросы? О чем?
— Да обо всем, что в голову приходило. В основном об управляющей, или как там она называется. Принимая во внимание то, что произошло сегодня днем, будь она прямым связным Карлоса, ей бы полагалось биться в истерике. Я ее видел: ничего подобного, она вела себя так, словно за весь день только и было событий, что хорошая выручка.
— Но она, как ты выразился, прямой связной. Д’Амакур же объяснил. Карта.
— Непрямой. Ей звонят и указывают, что надо сказать.
Собственно, подумал Джейсон, изобретенная им версия основана на действительности. Жаклин Лавье и в самом деле не была прямым связным.
— Нельзя же просто так задавать вопросы, не вызывая подозрений, — возразила Мари.
— Можно, — ответил Борн, — если ты американский писатель, готовящий журнальную статью про магазины на Сент-Оноре.
— Отлично, Джейсон.
— Сработало. Всем хочется прославиться.
— Что ты узнал?
— Подобно большинству таких заведений, «Классики» имеют свою клиентуру, состоятельную, почти все знакомы друг с другом, и, конечно, дело не обходится без супружеских интриг и адюльтеров. Карлос знал, что делает, это регулярная служба ответов на звонки, но не из тех номеров, которые можно найти в телефонных справочниках.
— Тебе это там рассказали? — Мари взяла его за руку и посмотрела в глаза.
— Не так подробно, — сказал он, уловив недоверие. — Разговоры вертелись в основном вокруг таланта этого Бержерона, но слово за слово… Можно составить общую картину. Похоже, все сходится к управляющей. Насколько я понял, она кладезь светской информации, хотя сама она, вероятно, смогла бы мне сказать лишь, что оказала кому-то услугу — выполнила заказ и — что этот кто-то оказался кем-то другим, который оказал еще одну услугу кому-то третьему. Возможно, источник проследить не удастся, но ничего другого я узнать не сумел.