Тайна Лоринг-Чейза
Шрифт:
– О, миледи!.. – опять всплеснула руками старая женщина. – Господь услышал мои молитвы! Это лекарство живо вылечит мою Нэн! Идемте, идемте скорее к ней, миледи, расскажите ей все.
Антиклея прошла за хозяйкой во внутренние комнаты, Дэвид остался один. Вскоре она вернулась с дрожащей Нэнси. Нэнси сделала Дэвиду реверанс, принялась бессвязно благодарить, но Антиклея обняла ее за плечи и вывела на улицу.
Форейтор подождал, пока все усядутся в карету, щелкнул кнутом и пустил лошадей галопом. Однако, как ни быстро они ехали, никогда еще миля
Но все рано или поздно кончается, кончилась и эта миля. Карета свернула на боковую дорожку и замедлила ход. Нэнси неожиданно встала с сиденья и, не успел никто слова сказать, выпрыгнула на ходу. И тут же застыла на дороге. Навстречу ей тяжело шел мрачный седой человек с изборожденным глубокими морщинами лицом. Внезапно вскрикнув, она сорвалась с места, побежала вперед и бросилась перед ним на колени.
– Бен! – зарыдала она, простирая к нему руки. – О, Бен… Дорогой, дорогой мой Бен… Прости меня!
Бен Баукер, не обращая внимания ни на изумленного форейтора, ни на фыркающих лошадей и ни на что другое, схватил ее молящие руки, тоже опустился прямо в пыль на колени и медленно, будто не веря, что все это не сон, раскрыл объятия.
– Нэн! – пробормотал он. – Моя маленькая Нэн… Как же долго я этого ждал!
Глава XLV,
в которой ее светлость рассуждает о методах мистера Шрига
– Дэвид Холм! – Герцогиня властно поманила недавно назначенного управляющего пальцем. – Подойдите и сядьте рядом!
Дело происходило перед «Вздыбившимся конем», где, к немалому смущению одетых в холщовые блузы завсегдатаев, заняла наблюдательный пост грозная дама. Крохотные ее ножки едва доставали до земли, но тем не менее ей удалось вселить в сердца вполне обоснованный трепет.
– Вы заставляете себя ждать, Дэвид Холм, – попеняла она. – Может быть, вы не справляетесь с обязанностями?
Дэвид выжидательно поклонился.
– Антиклея была с вами?
Дэвид поклонился еще почтительнее.
– Гм! – изрекла герцогиня. – Это многое объясняет. Чем скорее я заберу ее в Лондон, тем лучше! Не смотрите на меня так свирепо, мистер Пик, и не выпячивайте челюсть. Сядьте, сэр.
Дэвид подчинился, но спину держал слишком прямо и напряженно.
– Полагаю, вы знакомы с небезызвестным Шригом?
– Он мой друг, мэм.
– Этот полицейский с Боу-стрит? – Ее светлость дернула плечом и произвела носом звук, который, не будь она столь благородной дамой, можно было бы принять за фырканье. – Нет, в самом деле?
– Самый настоящий, мэм, ибо он стал им, когда я был в беде!
– Ладно, допустим, сэр. Тогда, быть может, хотя бы вы сможете мне объяснить, чего он добивается, преследуя бедную Белинду?
– Он преследует миссис Белинду, мэм?
– Ну, пожалуй, это несколько сильно сказано… однако он постоянно попадается ей на пути
– Поразительно! – сказал Дэвид.
– Ни в малейшей степени, сэр! Он себе на уме и, конечно, преследует какую-то цель. Вопрос: какую?
– Бог знает, мэм.
– Несомненно, сэр. А вы?
– Нет, сударыня.
– Хотя бы предположительно? Ничего не приходит в голову?
– Ничего, мэм.
– Хм! Вероятно, вы туповаты, молодой человек! Вчера я зашла в церковь – Белинда в ней часто бывает – и, естественно, обнаружила ее там… Как зачарованно она слушала этого прохвоста! Он описывал птичьи повадки.
– Птичьи повадки? – удивился Дэвид.
– Рассказывал бедной доверчивой женщине о певчем снегире, которого якобы держал дома в плетеной клетке и обучил насвистывать «Салли с нашей улицы», – снегиря, конечно, а не Белинду. Он действительно такой любитель птиц?
– Не знаю, мэм… А чего ради он…
– Элементарно, сэр. Несчастная Белинда помешана на птицах и прочих нежных созданиях, таких же беззащитных, как она сама.
– Почему вы называете ее несчастной, мэм?
– Потому что женщины рождены, чтобы страдать… Только, по-моему, Белинде судьба предопределила страдать больше, чем выпадает на долю остальных. Она слишком добрая, чересчур робкая, излишне доверчивая. Таким приходится несладко в нашем жестоком, циничном мире, и она вынесла соответственно, бедняжка. Я лишь недавно узнала ее по-настоящему… А узнать ее – значит полюбить.
– Действительно, мэм…
– Не перебивайте, сэр! Теперь что касается вашего дружка Шрига. Он возбуждает мое любопытство! Вот вы считаете себя его другом – а что вы о нем знаете?
– Он верен дружбе и долгу.
– Уф-ф! А еще?
Дэвид покачал головой.
– Больше ничего, мадам.
– Тогда вы еще и очень ненаблюдательный молодой человек, мистер Утес! Так знайте: во-первых, сей полицейский кому хочешь пустит пыль в глаза и покажется тем, кем он не является, а является он совсем не тем, кем кажется… Надеюсь, я понятно выразилась?
– Д… да, – с долей сомнения подтвердил Дэвид.
– Во-вторых, он прибыл сюда расследовать м-м… известное происшествие, продолжает им заниматься, причем явно без толку, что ничуть не убавляет его спеси и страшно действует всем на нервы. Юстас Молверер так извел себя, что превратился в ходячий скелет, обтянутый кожей! Этот ваш друг, о котором вы, похоже, ничего не знаете, вездесущ – он то здесь, то там, то опять его нет, и всегда в тот момент, когда этого меньше всего ожидаешь! Прошлой ночью, например, незадолго до двенадцати, я спустилась в библиотеку за «Временами года» Томсона – я всегда читаю «Времена года», когда не удается заснуть, они успокаивают – и, когда спускалась по лестнице, кого, как вы думаете, я встретила? Кто поднимался по лестнице, бесшумный, как тень?