Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
– Готова поспорить, что во всей Шотландии нет рыцарских турниров, – сказала Фламина.
– Наверное, – отозвалась Мария. – Но я не буду скучать по ним. – Когда она подумала о турнире, то перед ее мысленным взором сразу же предстал Генрих II, схватившийся за свой шлем, в судорогах падая с лошади. – Здесь будут другие развлечения.
После полуденной трапезы, состоявшей из кусочков неопределенного мяса в ячменном бульоне, люди разбрелись по комнатам, не зная, чем заняться. Мария решила посоветоваться
Лорд Джордж Сетон, который вместе с членами своей семьи оставался ревностным католиком, не скрывал своей радости от приезда в Шотландию своей сестры и королевы. Он был на несколько лет старше, чем они, но по-прежнему выглядел как юноша с золотистыми кудрями и пронизывающими серыми глазами. Его семейные угодья располагались поблизости от Эдинбурга, поэтому он мог быстро добраться до города. Мария хорошо знала его, так как за последние годы он несколько раз приезжал во Францию.
– Как замечательно видеть вас здесь! – сказал он, войдя в комнату. – Я представлял, как вы будете выглядеть здесь, и, должен признаться, воображение подвело меня.
Мария рассмеялась и сделала поворот, раскинув руки.
– Итак, я выгляжу естественно?
Джордж Сетон кивнул с серьезным видом.
– Так же естественно, как вереск и охотничьи соколы.
– Мне нужно обустроить дом, – сказала она. – Я привезла своего врача и исповедника…
– Слава богу! – с чувством произнес он.
– …нескольких французских слуг, особенно искусных в вышивке и проведении церемоний, и моих личных камеристок. Но я охотно приглашу ко двору шотландских поэтов и музыкантов.
Джордж Сетон с озадаченным видом покачал головой:
– Но их нет, Ваше Величество.
– Ни одного?
– Никого, достойного упоминания.
– Но это… это невозможно! Ни одного поэта?
– Пожалуй, кое-кого можно позвать, – начал он, переминаясь с ноги на ногу. – Скажем, из университета Сент-Эндрюс. Дело в том, что единственная поэзия в наши дни – это песни из приграничья, песни об убийствах, плач по умершим и так далее.
Он помедлил, напряженно размышляя.
– Есть еще Александр Скотт, – наконец вспомнил он.
– Но он такой старый! Скотт служил при дворе Якова V.
– Есть и другие, можно сказать, поэты, которые не осмеливаются открыто называть свои имена, потому что их стихи непристойны и рассчитаны на низменный юмор, который мужчины находят на дне винного кубка.
Мария не могла понять, почему она всегда рассматривала как должное рафинированных поэтов, приближенных к французскому двору.
– А как насчет художников и скульпторов? – игриво спросила она.
– Ни одного, Ваше Величество… – Встретившись с ней взглядом, он добавил: – Вы должны помнить, что здесь совсем недавно была война и от всех этих тонкостей пришлось отказаться. А с тем немногим, что осталось, разделались реформисты. Нынешняя церковь косо смотрит на музыку и танцы.
Шателяр казался еще более одиноким, чем раньше.
– Чем же вы тогда занимаетесь по вечерам? – жалобно спросил он.
– Что ж, мы ложимся спать, – ответил Джордж.
Четыре Марии залились смехом.
– Мы смеемся не над вами, а над ответом, – объяснила Мэри Сетон.
– Это нужно исправить, – сказала Мария. – Я уверена, здесь есть молодые люди, которые будут рады возможности писать стихи и сочинять музыку, лепить и рисовать. Мы должны собрать их здесь.
– Да, Ваше Величество, – сказал Джордж. – Возможно, вам стоит поговорить об этом с Джеймсом Мелвиллом. Он придворный старой школы, хотя сам еще не стар.
– Так я и поступлю. А если здесь никого не найдется, то в конце концов я распоряжусь доставить кого-нибудь из Франции.
Всю вторую половину дня Мария приводила в порядок свои комнаты. Она приказала распаковать свои миниатюры и расставить их на полке, установить балдахин над кроватью и постелить вышитое белье. Она поставила на каминную полку свои любимые часы с перезвоном и наконец достала крест из слоновой кости и повесила его на стене рядом с кроватью с маленьким ящичком, похожим на раку. Утреннее солнце будет освещать его и ласкать его гладкие плоскости.
Вечером она долго сидела, глядя на крест. Она чувствовала себя опустошенной; приятное возбуждение, связанное с приездом и осмотром окрестностей, уступило место гнетущей усталости. Крест напоминал о том, что религия будет ее главной проблемой в Шотландии. Из-за усталости мысли путались, устремляясь то в одну, то в другую сторону.
«Возможно, если бы я с самого начала заверила их, что не хочу причинить вреда… что – Иисус, прости меня! – что я принесла им не меч, как Он сказал, а мир…»
Это желание, как и решение отправиться в Шотландию, появилось внезапно и охватило ее. Это было скорее чувство, а не мысль.
Она протянула руку и позвонила в колокольчик, вызвав секретаря.
– Я намерена сделать официальное заявление, – сказала она.
– Что? Сейчас? – Он посмотрел в окно, за которым сгустилась темнота.
– Да. Его можно составить прямо сейчас. Запишите мои слова.
Низенький мужчина послушно достал принадлежности для письма и стал ждать, когда она начнет диктовать.
– Пишите: «Мои добрые подданные, королева провозглашает, что религия страны не претерпит никаких новшеств или изменений с момента ее прибытия, а любые попытки воспрепятствовать соблюдению ныне существующих религиозных обычаев будут караться смертью.
В то же время королева повелевает, что французские подданные, которые находятся у нее на службе и желают исповедовать свою веру в частном порядке, могут делать это беспрепятственно». Подпись: Marie R.
Брантом, который услышал это, подошел и встал рядом с ней.