Тайна моего двойника
Шрифт:
Она запнулась на мгновенье.
— Ты мне как крестница, можно сказать… Даже больше. Ведь это я твою судьбу определила.
Она дотронулась до меня как-то легко, почти робко, и с неуклюжей нежностью потрепала по плечу. Мне показалось, что ей хотелось меня обнять, но она постеснялась. Я протянула ей руки навстречу.
Колесникова обхватила меня и я пропала в ее мощных, крепких руках. Она постояла так, легонько похлопывая меня по спине, словно я была плачущим младенцем, и меня надо было успокоить, затем взяла меня за плечи и отодвинула от себя на расстояние вытянутых рук, вглядываясь в мое лицо. В глазах ее блестели слезы умиления.
— У тебя адрес
— Обязательно, — сказала я искренне.
Вот уж не думала я, что моя ложь сделается почти правдой и я найду-таки свою «крестную»! Что ж, с прибавлением в семействе, поздравила я себя. Семья растет не по дням, а по часам: только новенькая мамаша обнаружилась, как и крестная подоспела… Но я испытывала нежность к этой здоровой, крепкой бабище, не умеющей выражать свои эмоции. Неприступная и властная начальница в былые времена, гроза робких рожениц и их нервных родственников, деловая по-советски дама, умевшая поддерживать нужные связи, проворачивать аферы и зарабатывать деньги, она при этом сумела сохранить в неприкосновенности свою душу, чувство справедливости, основные, базовые понятия добра и зла…
Без которых люди превращаются в равнодушные ничтожества, в убийц.
В таких, как Дима.
В таких, как моя родная мать.
Расставшись с Колесниковой, мы вернулись на Манхэттен — нужно было зайти в агентство Дельты и проставить даты в обратные билеты на Москву.
Места были. Были на сегодняшний рейс, были на завтрашний. Глядя на мое измученное лицо, Джонатан предложил провести вечер на Манхэттене, отдохнуть и лететь завтра. Я колебалась. Я хотела бы отдохнуть; я чувствовала, что силы мои на пределе, что нервы мои измочалены, что тело мое парализовано безнадежной, свинцовой усталостью… Но я не могла отдыхать, не доведя это дело до конца. Я уже ничего не хотела видеть, меня не интересовали достопримечательности г.Нью-Йорка, мне уже не нужен был Манхэттен, с его небоскребами, которые я, впрочем, и так видела — мы шли мимо них, мы заходили в них, и снизу они ничем не отличались от обыкновенных домов, напоминавших помпезностью сталинскую Москву. Чтобы понять, что это и есть знаменитые небоскребы Нью-Йорка, нужно было задрать голову, а еще лучше — полетать над ними на вертолете — оттуда хорошо видно, как они украшены, как они сверкают огнями… Не даром Нью-Йорк обычно показывают с высоты птичьего полета — снизу там смотреть особенно не на что. Ну разве что на крыс, разбегающихся от мусорных баков. Ну разве что на пересекающие Пятую Авеню боковые улочки, которые поражали трущобным видом — не где-то там, в Гарлеме, а тут, рядом, сразу же за углом шикарной Пятой Авеню…
— В Москву, — сказала я, — поедем в Москву…
ГЛАВА 2. ВИЗИТ К ДЕТОУБИЙЦЕ.
В самолете я спала, скатившись головой на грудь Джонатана. Он запустил свою пятерню в мои волосы и задумчиво ворошил их. Я отказалась есть, я отказалась пить, — я спала.
Только один раз, помню, я проснулась. Мне было холодно. Джонатан снял сверху мою дубленку (купленную, в дополнение к пальто, еще в Англии на случай больших морозов) и сел снова, прижав меня к себе и прикрыв сверху дубленкой.
— Так хорошо? — прошептал он, склонив свою голову к моим волосам.
Я в ответ поцеловала его руку, проходившую под моим подбородком. А он меня — в макушку…
И в этом было столько невысказанной нежности и столько любви, что я тихо заплакала в дубленочной норке. От счастья.
За иллюминатором брезжило утро. Разносили завтрак. Многие пассажиры еще спали, так что на завтраке компания «Дельта» явно сэкономит. Но не на мне лично. Я выспалась и была голодна.
Я осторожно выпрямилась, выпроставшись из рук Джонатана. Он спал. Я натянула на него соскользнувшую дубленку.
Джонатан приоткрыл глаза и посмотрел на меня из-под черных ресниц.
— Спи, спи — зашептала я.
— Доброе утро, бэби, — тихо проговорил он сонным голосом. — Выспалась?
— Выспалась. А ты спи.
Джонатан послушно закрыл глаза.
Я откинула свой столик и махнула рукой стюардессе, высматривающей желающих позавтракать.
Тихо, чтобы не разбудить Джонатана, я орудовала над своим подносиком с едой и размышляла…
Размышлять было о чем. Теперь у меня в руках была практически вся информация — по крайней мере, вся, которую я могла добыть. Но достаточная для того, чтобы четко представить себе картину.
Итак, Зазорина родила нас с Шерил тайно. Она уже не была школьницей, и я не знала, был ли ее отец «шишкой», но, по каким-то причинам, она свои роды желала скрыть. Причины должны были быть вескими… Была ли она в то время замужем и забеременела от другого? Или была не замужем и не захотела стать матерью-одиночкой, да еще и с двумя детьми на руках? Собиралась делать карьеру и испугалась обузы и того душка, который все же всегда был вокруг слов «мать-одиночка»?
Ее биография на сорванном мною листочке была слишком туманной и короткой — теперь не в моде бывшие комсомольские и партийные должности, а какие же иные «вехи» можно найти в биографиях сегодняшних кандидатов? И все же по каким-то обтекаемым фразам я догадалась, что Зазорина была комсомольской активисткой. Тогда же, должно быть, она и почувствовала вкус к власти и политическим интригам…
Как бы то ни было, Светлана Ивановна уже в молодости продемонстрировала политический подход к действительности: она поняла, что раз она отказывается от детей, то надо это сделать так, чтобы никто и никогда не сумел этот порочащий женщину факт вытащить на свет божий.
… Интересно, а знал ли наш отец — ведь был же у нас какой-то отец, правильно? — о том, что она беременна? Или будущий политик сумела обмануть и его?…
Казалось бы, обо всем подумала юная комсомолка, обо всем позаботилась, все устроила и организовала.
И вдруг, двадцать один год спустя, выходит осечка. Зазорина уже, небось, и думать забыла о своих двойняшках, как является к ней Елена Петровна Куркина. Наверное, каждый раз, видя по телевизору лицо депутатки и председательши-президентши всевозможных женский организаций и движений, Елена Петровна чувствовала зуд: она единственная знала подноготную этой образцово-показательной женщины!
Нет, не единственная: еще главврач. Пойдя столь неосмотрительно шантажировать Зазорину, Куркина невольно подставила еще и главврача Демченко. Как только Зазорина отдала себе отчет в том, что есть два человека, знающих ее тайну, она поняла, что ей нужно от них немедленно избавиться.
Но, прежде, чем избавиться, она не могла не поинтересоваться, куда и к кому попали ее дети. О Шерил она могла знать и даже получить долю вознаграждения за нее… Уж кто нашел контакт с бездетной американкой — главврач или сама комсомолка Света Зазорина — теперь можно только гадать.