Тайна могильного креста
Шрифт:
— А если заломят? — осторожно спросил боярин Долгий.
— Купцы помогут!
Послали дружинника за купцами. Страсти в совете разгорались, он разделился надвое. Сеча оставался в стороне, поглаживая длинную пушистую бороду. Василий вертел головой, с интересом прислушиваясь к спору. Князь Всеволод сидел, уставившись в одну точку, словно не замечая происходящего.
С появлением купцов спор, начавший было затухать, разгорелся с новой силой.
— Заплатить можно, — соглашались купцы, — но сколько?
— По-моему, выход один, — поднялся дружинник, — сражаться. Татары возьмут деньги, потом город. Нельзя им верить!
— А ну как сдержат слово? — не сдавались бояре. — Мы им живые нужны. Кто им дань платить будет?
— Гнуть горб на лиходеев хотите? Пока они с нашими женами да девками тешиться будут?!
Поднялся шум, спор грозил перейти в рукопашную. Князь Василий вытащил меч и ударил им плашмя по столу. Спорщики нехотя расселись по местам.
— Так что, будем откупаться? — спросил Василий.
— Нет! Будем! — понеслось со всех сторон. «Будем!» давило властно, настойчиво. Большинство готовы были откупаться. Князь Всеволод оживленно шептался о чем-то с боярами.
Василий растерянно посмотрел на воеводу.
— Пусть поговорят, выскажутся, — сказал ему Сеча. — А главное слово скажет тот, кому придется защищать город, — народ.
Солнце подходило к одинокой березе. На переговоры с толмачом отправили боярина Голована. Они долго говорили, часто отрицательно качая головами. Наблюдавшим сверху это время показалось вечностью.
Когда Голован вернулся в город, все бросились к нему. Дождавшись, когда все утихнут, тот важно сказал:
— Поехал к хану советоваться.
Все с облегчением вздохнули. Появилась надежда. Те, кто предлагал мирно сдаться, даже торжествовали. «Вот так, без крови, отстоим город!» — говорили их красноречивые взгляды. Остальные посрамленно молчали.
Толмач обернулся быстро.
— Хан сказал… — Толпа качнулась вперед, грозя повалиться со стен, — только откройте ворота. Он обещает высоким ханским словом сохранить всем жизнь. Всем дарует, — повторил он и хлестнул коня. Раздался дружный вздох.
Татары не внушали пока особого страха. Вели себя милостиво, вступили в переговоры, дали отсрочку. Торгуются и в город не лезут. Не то что проклятые печенеги! Одно странно — почему не берут денег? Дались им эти ворота…
Когда снова собрались на совет, боярин Мороз светился, как начищенная сковорода. Аким зорким оком окинул присутствующих и, наклонившись к воеводе, тихо сказал:
— Мороз со своими дружками ходил народ уговаривать, чтобы их поддержали. Того и гляди, явятся сейчас и начнут требовать, чтобы скорее ворота открыли…
Воевода промолчал. В это время вошли Аскольд с Топорком. Одет Аскольд был, как подобает воину,
— Князь, дозволь Топорку слово молвить.
— Пусть говорит.
Юноша подтолкнул монгола и кивнул ему головой.
— Моя говорит — не верь, — тот отчаянно жестикулировал. — Моя знает. Будет ночка, будет ай-ай…
— Татары обманывают, — перевел Аскольд. — И ночью пойдут на штурм.
Топорок закивал.
— Не верьте ему! — взревел боярин Мороз. — Он врет, он куплен!
— Смерть ему! — поддержали его дружки.
Топорок в испуге попятился. Аскольд, загородив его собой, положил руку на рукоять меча.
— Князь, мы будем готовиться, чтобы достойно встретить врага! — решительно сказал он, и, подталкивая друга, направился к выходу.
— Ишь ты! — загалдели бояре, когда за ними закрылась дверь. — Молодо-зелено, и совета нашего ему не надо, сам уже решил!
Князь Василий постучал по столу:
— Хватит попусту кричать, надо думать.
— А что думать? — Мороз встал, уперся взглядом в стол. — Люди сказывают, кто к Батыю приходил с покорностью, то получал мир. Я хочу мира.
— Это ты сказываешь! — вскочил, не выдержав, Аким. — А люди другое говорят: там, где татары, там кровь и погибель. И лучше я погибну с мечом, чем стану татарским холопом!
— Миром решать! — кричали одни.
— Боем стоять! — вопили другие.
Воевода поднялся и стоял молча до тех пор, пока в гриднице не воцарилась тишина.
— Вот что я скажу, други мои, — начал он ровным голосом. — Сколько нас тут? Горстка. А спасать мы собираемся народ. Так давайте у него и спросим. Что бы мы тут ни решили, последнее слово будет за ним.
На том и порешили.
Снова в этот день запел колокол в неурочный час тревожную песню, созывая народ на вече. Зашумело, забурлило на широкой церковной площади людское море.
В центре площади — широкий пень невесть когда срубленного дуба. За долгие годы кто только не побывал на нем, какие только речи не говорились! Стал он гладким от множества ног.
— В леса надо подаваться, в леса! Там спасемся, туда татарва не сунется! — вещал худосочный мужичок, тряся реденькой бородкой.
— В Чернигов пойдем или в Киев, — с грозным видом призывал какой-то воин. Тяжелый меч на левом боку глухо стучал о голенище сапога. — Стены там толстые да люди добрые!
— Наши стены не уступят киевским! Никуда не пойдем, насмерть стоять будем! — басил высокий мужик. Его русые волос трепал теплый весенний ветер.
Бояре кучкой жались у пня. Неподалеку собралась княжеская дружина, кроме тех, кто дежурил на стенах. Князь Василий в растерянности ждал воеводу. Слишком уж громко кричали в толпе «Миром!»