Тайна монеты Каракаллы
Шрифт:
— Да что за ужасы ты говоришь! Володя, поднимайся, завтракай вместе с Леней, и мы сейчас же идем в милицию! Эта гора со всеми скинами и сатанистами с «бабочками» у меня ходуном ходить будет!
Они вышли из дома уже через двадцать минут, узнав у хозяев, где найти представителей порядка. Оказалось, что на всю Воронью гору с ее поселком имелся лишь один участковый милиционер, а найти его можно было на почте. Это показалось маме очень странным и даже подозрительным. Участковый принимал там посетителей в определенные часы дня, и они направлялись сейчас к зданию почты. Кошмарик, снова напяливший поверх бандана наушники, шел, засунув руки в карманы широчайших «труб».
Они быстро нашли здание почты — двухэтажное, деревянное, крашеное, судя по всему, последний раз еще в эпоху Брежнева, поднялись на второй этаж. Немолодой, лысоватый, усатый и усталый участковый сидел за столом. Его кожаная сумка и фуражка лежали на столе, а в руке стража порядка была газета.
— Простите, вы и есть участковый уполномоченный? — вежливо спросила у него мама, которой было неудобно отвлекать его от чтения.
Участковый взглянул на нее заспанными глазами и ответил:
— Ну да, он самый. А вы чего хотели?
— Понимаете, — заговорила она, — вчера на моего сына на вверенной вам территории было совершено нападение! Его кто-то едва не задушил!
Участковый отчего-то взглянул не на Володю, а на Кошмарика. Его взгляд скользнул по бандану, серьге алисомана и остановился на перстне с черепом. Милиционер усмехнулся, а потом достал из папки мятый лист бумаги, ручку, подал все это Виктории Сергеевне и сказал:
— Пишите заявление о случившемся.
— Мне писать или… пострадавшему? — растерянно спросила она.
— Вы, вы пишите! От несовершеннолетних заявлений не принимаю! — желчно сказал участковый, и мама с Володей пошли к столику.
Зал был полон старушек и стариков, очевидно пришедших за пенсией. Слышались вздохи, жалобы на жизнь, ругань в адрес правительства, да и всех, кто попадался на язык. Шум мешал Володе и Виктории Сергеевне сосредоточиться и составить заявление поубедительней. Наконец оно было готово и легло на стол перед участковым.
Тот долго изучал заявление. Его глаза перебегали по листу то сверху вниз, то в обратном направлении. Участковый, по всему было видно, чего-то не мог понять.
— Так, — сказал он наконец, — у вас здесь не указано, что происшествие случилось на такой-то улице, на участке таком-то.
— Мой сын не знает названия улицы. Мы лишь вчера приехали на Воронью гору, — объяснила Виктория Сергеевна.
— Не знает… — в задумчивости постучал участковый ручкой по столу. — Ну а привести на то место ты меня сможешь? — спросил он.
— Наверное, смогу, — кивнул Володя. — Только хорошо бы пойти по дороге от станции. Мне так будет легче вспомнить путь, по которому я пришел к тому участку.
— Ладно, пошли, — поднялся милиционер и водрузил на лысый череп фуражку, спрятал заявление и газету в сумку, и все четверо вышли, провожаемые старушечьим брюзжанием, на улицу.
Напрасно Володя думал, что найти участок с котлованом не составит никакого труда. Сейчас, при свете дня, весь поселок выглядел иначе. К тому же он волновался, заметив, что милиционер раздражен, наверное, потому, что его подняли с насиженного места. А тут еще Кошмарик со своими приколами. Называя участкового констеблем, он то и дело задавал ему разные глупые вопросы: а не носит ли он бронежилет, а как часто чистит свой «Макаров», нет ли на Вороньей горе скинов или сатанистов?
Последний вопрос привел «констебля» в совершенное бешенство.
— Во-первых, — буквально заорал он, — я тебе никакой не констебль! А во-вторых, ты, я вижу, сам сатанист, и я тебя сейчас посажу на электричку да и отправлю в Питер, а то в отделение сдам!
Кошмарик обиделся:
— Какой я вам сатанист! Сатанистов не видели, констебль…
Наконец, побродив с полчаса, они оказались на границе того самого участка, только сейчас ничто здесь не напоминало Володе развалины античного храма, и он с большим разочарованием смотрел на сваленные бетонные глыбы.
— Здесь это было… — пробормотал он.
— Здесь? — недоверчиво переспросил «констебль». — А может, вон там? Там тоже дом строится. И указал рукой в сторону, где чернела взрытой землей строительная площадка.
— Нет, я точно помню — здесь, — упрямо сказал Володя. — Я с дороги только несколько шагов сделал и остановился возле этих блоков.
— Так, хорошо, — оживился участковый, — а зачем, скажи, тебе вообще понадобилось ночью заходить на чужой участок, на котором к тому же строительные материалы сложены? А?
Маме вопрос не понравился, и она сказала:
— Позвольте, товарищ или… господин лейтенант, не знаю… — Вы что, Володю в чем-то подозреваете? Это вы эти страшные корявые плиты материалом именуете? Уж не намекаете ли вы, что мой сын зашел на эту площадку, чтобы поживиться здесь чем-то?
Но участкового было трудно смутить. Он только разозлился:
— Да, гражданка! Эти строительные материалы лежат на приватизированном участке весьма состоятельного человека. А ваш сын, придя сюда ночью, вторгся на частную собственность! Ну да посмотрим, что здесь дальше было. Рассказывай и показывай! Где ты стоял?
Володя был смущен и раздосадован. Он уже жалел, что обратился к этому равнодушному, черствому человеку и плохому специалисту. Но нужно было отвечать, и Володя пошел туда, где, как ему казалось, он вчера подвергся нападению. Он смотрел на рыхлую землю, ожидая найти следы от своих кроссовок, но их не оказалось — он и не знал, что под утро шел дождь и следы размыло. Он готов был вот-вот заплакать от огорчения и досады, но вдруг что-то блеснуло, и Володя, подойдя ближе, увидел свой нож, оброненный им вчера. Он нагнулся было, чтобы поднять его, но участковый с какой-то чуть ли не обезьяньей ловкостью, которой никто от него не ожидал, подскочил и быстро поднял нож.