Тайна наложницы
Шрифт:
– Но, может быть, мы уже добрались до этой неведомой страны? Ведь мы же не первые путешественники, что ищут пути к дарам этой благословенной земли.
– Значит, проводнику мы тогда сможем заплатить намного меньше.
– Да будет так. Фарух завтра поищет проводника в селении, что мы оставили позади. А когда доберемся до страны Пунт или, если повезет, до гор на полудне от нее, решим, как нам искать ту, что варит эликсир, и о чем ее просить.
Глухое покрывало ночи опустилось на лагерь. Спали все. Уснули даже верблюды, которые, казалось, никогда не смыкали глаз. Что-то было в этом
И приснился Синдбаду сон, странный, необычный, пугающий… Вспомнил он свою первую женщину, с которой познал первый урок любви. Вот только у этой женщины было другое лицо: взрослое и, пожалуй, слишком суровое. Она словно не учила юного купца, а проверяла, все ли он помнит, все ли умеет. Мореход будто вновь сдавал экзамен.
…Это произошло в теплом бассейне бань. Но пахло не водой и мылом, а почему-то сухой и жаркой степью, полынью, горечью сухих трав. И стены у этих бань были странные, словно не руки человеческие сложили мыльни, а природа возвела каменные стены вокруг.
Девушка, о нет, та самая женщина суровой наружности мыла юного Синдбада, скользя руками в пене по всему напрягшемуся его телу… Поглаживая его мужское достоинство мыльной рукой, она приговаривала:
– О боги мира, Синдбад, ты так хорош, но так неопытен и робок…
Она отыскала в мокрых спутанных волосах его сосок и несколько раз лизнула его. Купец прижал ее голову к своей груди, и они оба оказались под струей теплой воды.
– О нет, желанная, я не робок, а сейчас я хочу взять тебя сзади…
Юноша, ибо купец Синдбад видел себя удивительно юным, стоял у нее за спиной. Одной рукой он взял ее за грудь, другая его рука скользнула у нее между ног, и юный Мореход стал ласкать ее самое чувствительное место.
Вода текла по их обнаженным телам. О, сколь невероятно сладостно было ощущать прикосновение ее гладких и скользких бедер! Он продолжал ласки, сам наслаждаясь не меньше неизвестной красавицы. Вода гладила их обоих, словно стараясь смыть, растворить все окружающее. И они растворились друг в друге… Она двигалась медленно и плавно, охваченная гипнозом первобытной страсти. И он, не понимая, кто он сейчас, двигался вместе с ней.
Когда ее накрыло волной наслаждения, она простонала:
– О да, Синдбад, да!
Юноша крепко прижал ее к себе. Если бы это было возможно, он бы полностью поглотил ее, так сильно было его желание сделать ее тело частью своего. Юный любовник продолжал входить в нее сзади, чувствуя приближение пика страсти. Но в тот момент, когда он вот-вот должен был наступить, видение исчезло… Лишь ноющая боль в чреслах напоминала проснувшемуся купцу о странном сновидении.
Утро принесло успокоение. Но странный сон почему-то лишил Синдбада сил. Хмурым вышел к ручейку и Фарух.
– Эта проклятая земля меня просто измучила. Поверь, Синдбад, я взрослый мужчина, муж и отец, но сегодня видел такой странный сон, что теперь думаю, здоров ли мой разум…
– Что тебе снилось, Фарух? – Голос купца по прозвищу Мореход, помимо воли, прозвучал слишком заинтересованно, и воин взглянул на Синдбада более чем пристально.
– Почему
– Расскажи, а потом расскажу и я свой сон.
– Так знай, снилась мне моя первая женщина. Варварка из северной земли. Познал я ее в завоеванном городе, куда попал с ромейской алой. В те дни я был молод и неопытен. А она оказалась служительницей древнего культа. Богиня, которой она отдавала силы, опекала любовь душевную и телесную. Она мне и дала первый урок любви и страсти. Тогда, помню, я был, словно слепой котенок, мне не хватало ни опыта, ни знаний. Я попытался овладеть ею сразу же… Сделал больно ей, ощутил невероятную боль сам… И сейчас, во сне, все повторилось сначала, от первого прикосновения к ее телу до того мига, как я излил свое семя в ее жаркое лоно… Вот только лицо у нее было другое…
– Какое? Какое лицо было у этой женщины из сна? – Он не спросил, а почти прокричал, такое охватило его нетерпение.
– Оно было… другим. Старше, суровее… Мне показалось, что я не в нежных женских объятиях, а перед зеркалом собственных мальчишеских страхов.
– Расскажи мне, Фарух, как она выглядела, прошу!
– Ну… Она старше тебя и меня сегодняшних. Длинные черные косы… Узкое лицо, оливковая кожа, огромные глаза, и страшные, и нежные одновременно.
– Ты видел, что было вокруг?
– Храм… Нет, не храм. Это было похоже на пещеру… Плясал огонь факела… Под нами было что-то, накрытое шкурами… От них пахло полынью… Сухими травами, степью…
Увы, можно было не продолжать. Оба спутника халифа видели как бы один и тот же сон: и женщина была одна и та же, и мысли друзей похожие. И оба они вместо наслаждения испытали стыд и горечь…
Возле шатра показался халиф. Глаза его горели, и более всего он был похож на мальчишку, нашедшего удивительную вещь…
– Что за сон я видел сегодня! Прекраснейшая из женщин учила меня любви! Словно я уже отведал эликсира. Сейчас я вижу мир совсем другим: будто вытерли зеркало и теперь в нем отражается не серая стена, а радужный шар…
Синдбад с Фарухом переглянулись. Сон, похоже, был непростым. Это и в самом деле было испытанием. Кто-то неведомый, тот, кто наслал это странное сновидение, пытался найти душу, готовую очиститься, увидеть мир новыми глазами. Душу, уставшую от серости и жаждущую новых впечатлений.
– Знаешь, Синдбад, – нарушил молчание Фарух, – похоже, мне не нужно идти за проводником. Я чувствую, что мы уже совсем близко к цели.
– Думаю, друг мой, ты прав, – согласился мудрый купец. – Но надо в этом все же убедиться окончательно. Давай останемся здесь, у ручья, еще на день. А завтра утром подумаем, что делать дальше.
О, сколь хотелось Синдбаду побеседовать с визирем! Теперь, когда мудрый Абу-Аллам был далеко, купцу Синдбаду как никогда оказался нужен совет этого удивительного человека.
«Можешь ли ты поговорить со мной, о мудрый визирь?» – послал Мореход зов своему далекому другу. (О да, купец и визирь сумели сдружиться в дни странствий, что совершали во славу халифа Гарун-аль-Рашида и по его повелению.)
«Да, Синдбад, я готов отвечать на твои вопросы. Что-то мне подсказывало, что сегодня тебе понадобится если не мой совет, то мое сочувствие».