Тайна Обители Спасения
Шрифт:
– Лейтенант Морис Паже, – произнес комиссар, делая шаг к нему, – вы арестованы именем короля.
Конец этой фразу утонул в пронзительном крике: мадемуазель де Вилланове, спрятавшая было лицо на груди полковника, открыла глаза и устремила взгляд на бледного молодого человека, стоявшего посреди комнаты.
– Морис! – простонала она. – Морис!
– Флоретта!
Подбежав к юноше, она кинулась ему на шею со словами:
– Ты невиновен! Я уверена, ты не виновен!
– Да, – ответил Морис, целуя ее, – клянусь тебе: я невиновен!
Комиссар полиции выкрикнул две фамилии:
– Господин Мегень и господин Бадуа!
Двое мужчин из тех, что забрались на балкон, приблизились; притаившийся за ними Лекок, боясь оказаться на виду, стремительно отступил в кабинет.
Руки Валентины опустились, она упала на колени и умоляющим голосом убеждала:
– Послушайте! Морис невиновен! Он поклялся в этом, и я тоже клянусь!
Подручные комиссара уже подошли к Морису.
– И это я, – в отчаянии простонала Валентина, – это я предала его... предала... Отправила на смерть!
Морис отвернулся, чтобы скрыть слезы.
Валентина попыталась подняться, чтобы обнять своего возлюбленного и не дать агентам полиции увести его, но тут силы оставили ее и она потеряла сознание.
XIV
ПРОБУЖДЕНИЕ
Начинался рассвет. Валентину давно уже перенесли в постель, но она все еще не приходила в себя. Доктор Самюэль, весьма ученый эскулап, которого полковник ввел недавно в особняк д'Орнан, объявил, что кризис обещает быть затяжным. Вокруг постели Валентины, лицо которой казалось особенно бледным на фоне ее разметавшихся на подушке роскошных волос, собрались доктор, полковник и маркиза д'Орнан.
Доктор, стоявший у изголовья кровати, был занят своими профессиональными обязанностями, полковник и маркиза, усевшись чуть поодаль, о чем-то тихонько беседовали. Почтенная дама пребывала в крайней степени возбуждения, в то время как полковник умеренно взволнованный, рассматривал портрет русского императора на крышке своей золотой табакерки.
– Она без сознания уже четыре часа, – тревожилась маркиза, – такой долгий обморок наверняка очень опасен.
– Вы – добрейшая из женщин, моя дорогая, – ответил полковник.
– Но это не мешает мне испытывать чувство крайнего раздражения, или, лучше сказать, отчаяния. Конечно, прошлое нашей бедной малышки давало повод ждать сюрпризов дурного тона – я имею в виду молодых людей, – и я все время опасаюсь появления какого-нибудь офицерика или коммивояжера. Но в то, что случилось, просто невозможно поверить!.. – негодовала маркиза. – Признаюсь вам, друг мой: как только она придет в себя, я залягу в постель на двадцать четыре часа, а может быть, и на всю неделю... вы представить себе не можете, какой больной становлюсь я после подобных потрясений.
– Вам надо обратиться к нашему другу Самюэлю, – не теряя спокойствия, ответил полковник.
– И вы можете посоветовать мне только это, дорогой Боццо? Вы делаетесь чуточку эгоистом, – упрекнула старика маркиза.
– Я всегда был эгоистом, мадам, – согласился с ее мнением полковник, – но я всегда старался, чтобы мои друзья от этого не страдали.
Маркиза протянула ему руку, все еще почти белоснежную, и полковник галантно поднес ее к губам.
– Ну как, доктор? – спросила она. – Что вы нам скажете?
– Продолжительный обморок на нервной почве, – ответил доктор. – К сожалению, столбнячное сжатие челюстей не позволяет ввести внутрь нужное количество микстуры. Тем не менее антиспазматическое средство, которое мне все же удалось ввести, начинает оказывать благотворное действие: пульс все еще слабый, но не такой прерывистый. Ей немного лучше.
– Серьезной опасности вы не видите? – расспрашивала доктора маркиза.
– Опасности никакой, если избегать ситуаций, подобных той, что вызвала...
– Значит, – перебил его полковник, – ей нужен покой, не так ли?
– Полный покой, – подтвердил доктор. – Прежде всего – покой!
– Но как обеспечить этот самый покой бедной девочке! – вздохнула маркиза. – Его в аптеках не продают.
Полковник приложил палец к губам и тихонько предупредил:
– Дорогая, доктор не знает ничего, кроме придуманного мною объяснения. Бесполезно посвящать его в это дело, тем более что Реми д'Аркс тоже его клиент.
– Неужели у вас остались еще какие-то надежды на этот счет? – с удивлением спросила маркиза.
– Разумеется, остались. Я же просил вас позаботиться о свадебных подарках.
– После всего того, что случилось?
Полковник открыл свою золотую табакерку и, не взяв оттуда ни понюшки, захлопнул; так он поступал частенько, будучи принципиальным противником всяческих излишеств.
– Я, знаете ли, очень странный эгоист, – наконец промолвил он, – и не могу забросить все свои дела ради того, чтобы вывести друзей из затруднения.
– Мадемуазель де Вилланове, – прервал их тихую беседу доктор, возвращаясь к вопросу о желательности покоя, – не привыкла к потрясениям, выпавшим на ее долю в эту ночь: убийцы в особняк Орнан заглядывают нечасто.
– Что верно, то верно, – поддакнула маркиза. – Нечасто, слава Богу.
И, адресуясь к полковнику, добавила негромко:
– Мадемуазель де Вилланове! Дочь моей сестры и – убийца! Нет, это непостижимо, мне кажется, это просто дурной сон. Я понимаю, что она не виновата в своей судьбе, в том страшном несчастье, из-за которого юность ее началась вдали от нашего круга, от аристократической семьи, в которой ей полагалось бы жить с самого рождения. Признаюсь, я нередко размышляла о возможном вторжении ее дурного прошлого, я даже вздрагивала, представив, как однажды в особняк ввалится этакий вульгарный парень и, покручивая в руках свою шапчонку, стыдливо попросит вызвать к нему мадемуазель Флоретту...