Тайна перстня Венеры
Шрифт:
Ничего удивительного – Андреем переболели все девочки из класса. Пылкой любви не добился никто, но в обиде, как ни странно, тоже никто не остался. Он всегда умел быть хорошим внимательным другом. Возможности семьи позволяли – и Андрей щедро делился иностранными жвачками, переводными картинками и прочими сокровищами неизбалованных советских школьников. Мог отдать все. Ничего никогда не жалел. Помогал, выручал, не закладывал. Язвил, ехидничал – тоже было дело. Но, осознав, что шутка перерастает в обиду, всегда извинялся.
Конечно же, Вероника тоже
Внешность Андрея завораживала – но вместе с тем это была очень теплая красота. Такая по-советски теплая, в хорошем смысле этого слова. Когда – искренне, и никакого двойного дна, и нет заносчивости, оснований для которой не перечесть, а все равно эта ржавчина не трогает цельный светлый характер.
В школе Андрей очень часто улыбался. Хотя известные родители – это всегда крест, и высокий уровень, которому хочешь не хочешь, а надо соответствовать. Но не только красивому, а еще и умненькому мальчику все легко.
Легко, легко, легко.
Довольны учителя, счастливы родители.
Доволен ли и счастлив он сам? В чем оно, его счастье?
Об этом он не думал.
Такие родители! Мама – одна из самых известных актрис, отчим – невероятно популярный режиссер. Они-то уж лучше знают, что надо сыну!
И они – родители – думали, что знали.
Ты должен, должен, должен.
Ты самый лучший и талантливый и рожден для успеха.
Ты ничего не добиваешься, ты плывешь по течению, ты неудачник.
Андрей мог бы добиться всего. И внешность, и интеллект позволяли. Но есть люди, которые изначально не предназначены для главных ролей. У них другая нервная система, другая психика. Только с этим почему-то никто не считается. Счастье человека не ценится, все судят по статусу, материальному благополучию.
Это вечное «выбиться в люди». Всегда было, всегда будет.
Как чумы он боялся сцены. Все, что связано с театром и кино, априори вызывало у Андрея ужас. Он не любил быть на виду, ему становилось мучительно неуютно в излишне пристальном внимании. И наблюдая за работой мамы, и видя, как работает отчим, он еще больше робел перед родными.
Если уж они, которые умеют делать такое, говорят, что надо стремиться вперед, – значит, и правда надо.
И Андрей искренне пытался. Без труда поступил в технический вуз, окончил его с красным дипломом, стал разрабатывать проекты для оборонной промышленности.
Все бы получилось, если бы не развал Союза. Вместо талантливого молодого ученого, перед которым открыты большие перспективы, Андрей превратился в не оправдавшего надежд родителей безработного.
Люди интеллигентные – они, наверное, не очень его пилили рассуждениями «а вот стал бы ты актером – уж мы бы тебе помогли».
Но он с увлечением пилил себя сам.
Неудачник. Полное ничтожество. Все, за что ни берется, – все проваливает.
И что теперь? Дипломом можно подтереться, получать актерское образование поздно и не хочется, подаваться в торгаши невозможно.
Все плохо.
Все пропало.
Все кончено.
На самом деле таких людей, слабовольных, перемолотых родственниками, которые лучше всех знают, что для их кровиночки надо, бессчетное количество.
Науськанная мамами и папами молодежь выбирает не ту дорогу, к которой лежит душа, а слушает мнение родных. А сколько браков таких – ни уму, ни сердцу, ни телу, – зато мама, пристроившая дочку «за хорошего человека», счастлива. А сколько парней идет «по стезе отца» – плюется, тошнит, но идет, продолжая военные или врачебные династии.
Кому все это надо?!
Все это неправильно!
Каждый человек – особенный, индивидуальный. И у каждого в жизни своя роль и своя задача. Нужно понять свое призвание, а не реализовывать чужие амбиции. Пусть речь идет и о самых близких, самых дорогих людях. Но любовь к ним не должна доставлять мучений, а если наступаешь на горло собственной песне – то всегда страдаешь и мучаешься.
Если бы только родители понимали, где заканчивается любовь к детям и начинается собственный эгоизм. Если бы только у всех доставало мудрости не опекать свое чадо там, где уже заканчивается родительская компетенция, а начинается совсем другая, Божья, жизненная, судьбоносная – только уже не родительская…
То, что произошло с Андреем, было достаточно типичным. Но он этого не понимал. Во всем винил свою безалаберность, считал, что загубил свои таланты, и жутко мучился.
Забежавшая в ужасное кафе на встречу выпускников Вероника онемела прямо на пороге.
Конечно, она прежде всего искала глазами его поразительную красоту, запомнившуюся теплоту, отзывчивость и ехидность, рот до ушей, незабываемый сияющий взгляд.
Но…
За столом сидела тень прежнего Андрея.
Нет, в отличие от других одноклассников и одноклассниц он не сильно изменился внешне.
Все осталось, как прежде, – отличная фигура, голубой хрусталь, нервный профиль, красивые губы.
Только…
Все было мертвым.
Мертвым!
Когда вокруг столько жизни, столько возможностей, столько любви и счастья!
Ведь можно брать все это без ограничений, есть жизнь, как икру, ложками и без хлеба, влюбляться, работать, бросать старых любимых и находить новых, менять занятия, пробовать все, побольше, почаще, постоянно, сплошным потоком…
Андрей не понимал ничего этого. Он был потухшим, безжизненным, жалким. В двадцать пять лет жизнь для него уже закончилась.
Сначала Веронике хотелось его просто растормошить. Превратить уставшего мужчину в того озорного счастливого мальчишку, до сих пор волнующего память.
Расшевелить, повеселить, показать свои картины, с ветерком промчать на дорогой машине. Не хвастаться – зачем?! Андрей ведь из семьи, которая всегда жила хорошо и будет жить хорошо, так как его родные очень талантливы. Вероника хотела, чтобы он захмелел от жизни так, как она пьянеет. Пьянеет от всего – от работы, от людей, от неба, каждый день разного и всегда непостижимо прекрасного…