Тайна прикосновения
Шрифт:
Большой театр и «Севильский цирюльник» — всё это прошло для Паши как счастливый сон: она оробела среди этой непривычной для неё роскоши, огромного количества военных и звёзд на погонах.
Раечка не замолкала ни на минуту:
— Паша! Здесь, в вестибюле, два года назад, разорвалась тяжёлая бомба. Эти скульптуры в нишах, лепнина, дубовые двери — всё было разрушено. Перекрытие вестибюля обрушилось, была повреждена роспись свода и стен, разрушены ступени парадных лестниц.
— В это невозможно поверить! —
— Я была здесь зимой сорок первого. Работы шли вовсю, несмотря на то что здание не отапливалось!
Для Паши всё происходящее вокруг перестало походить на реальность: первые впечатления всегда самые сильные, но обстановку праздника в театре, роскошную архитектуру, мягкие кресла и таинство действия на сцене — всё это заслонило лицо Жоржа, его слова: «Не волнуйся, поедешь ты в отпуск, чего бы это мне ни стоило!». У Паши появилась надежда, и, слушая Раю, она пыталась представить себе далёкий Казахстан, песок и верблюдов. и этот детский дом, в котором жил её Боря.
А вдруг не получится? Вдруг Боря заболеет в детском доме, кто о нём там позаботится, в далёком Казахстане? Скорее бы кончилось это представление, скорее бы настало утро следующего дня!
Жорж приехал утром, как обещал. Он забрал Пашин рапорт об отпуске и отправился к командиру полка. Эти десять минут, что он там пробыл, показались Паше вечностью. Наконец он появился, размахивая подписанным рапортом:
— Осталось выписать проездные и отпускной билет! Пошли к начальнику штаба!
Полковника Зейглиша явно не обрадовал визит Паши в сопровождении фронтового лётчика с орденами на груди. Изображать каменную неприступность было бесполезно, и он, бросив уничтожающий взгляд в сторону Паши, черкнул на рапорте: «В строевую часть».
Жорж помог Паше взять билет на поезд «Москва — Алма-Ата», а на следующий день отвёз её на вокзал на штабной машине. Лётчику через неделю предстояло отравляться на фронт. Они стояли на перроне возле вагона, и Жорж взял Пашины ладони в руки:
— Паша. Заканчивай свою службу! Ты необходима своему сыну. Вернёшься в Москву, сразу отнеси письмо члену военного совета, по адресу, который я тебе дал. Ты должна написать всё как есть! Вложи туда копию свидетельства о рождении сына.
Паша смотрела на Георгия. Лицом он чем-то напоминал Ваню, но, с тех пор как она видела его в Алешках, сильно изменился. Переносицу разделяла решительная мужская складка, а лоб до самых волос был прочерчен появившимися морщинами. Его добрые светлые глаза улыбались, но за улыбкой крылась тень неизвестности: вернётся ли он домой, придётся ли увидеться снова?
Уже в поезде Паша продолжала думать о Жорже. Они виделись всего три раза: первый раз она была девчонкой — Жорж одаривал их с Зиночкой подарками в Борисоглебской школе… После этого он снился ей. И она, вольно или невольно, сравнивала с ним всех парней. И не напрасно: здесь, в Москве, в эту страшную войну, он будто явился из снов, чтобы помочь Паше, чтобы сделать, казалось, невозможное! Ещё два дня назад она не могла себе представить, что будет сидеть в поезде, везущем её к сыну.
Глава 12. ПОЧЕМУ ЖИВА ПАМЯТЬ
Паша вернулась в спальню, заглянула в кроватку к малышу, забралась под одеяло, но так и не уснула. Она понимала, что в этот день они с Ваней и малышом чудом спаслись, и вообще в её жизни уж больно много чудесного! И этой ночью она вновь вспомнила, как ехала в поезде, который останавливался на каждом полустанке, как бегала на станциях за кипятком, чтобы запить галеты из сухого пайка. Пассажиров было не очень много: к этому времени передвижение людей на восток остановилось, люди возвращались из эвакуации.
На третьи сутки днём стало заметно теплее, в окнах вагона появились хлопковые поля, на полустанках возле плетнёвых мазанок толпились старики казахи, предлагая помидоры, дыни. Паша хотела купить дыню для Бори, но потом отказалась от этой мысли. Ей предстояло нести в эту жару на себе скатку шинели, рюкзак.
В Чимкенте до детского дома она добралась на попутке. Под детский дом была переоборудована бывшая школа. За забором стояли высохшие акации, под ними на пыльной площадке носилась босоногая ребятня. С замирающим сердцем, Паша остановилась, надеясь увидеть своего мальчика: а вдруг она его не узнает? Но нет, его здесь не было.
В кабинете заведующая детским домом, пожилая казашка, с любопытством смотрела на старшего лейтенанта медицинской службы, приехавшую в такую даль из самой Москвы.
— Боря Марчуков? А его забрала женщина, с неделю назад. Чуть постарше Вас будет.
Паша выронила вещмешок из рук:
— Как? Кто его мог забрать? Куда забрали?
— Сейчас, сейчас. Посмотрим.
Заведующая наклонилась над амбарной книгой:
— Вот: Киселёва Анна Ивановна. Вот её паспортные данные.
— Куда они уехали?
— Они отправились в Чимкентский военкомат, вместе с представителем из военкомата.
Через час Паша была у военкома Чимкента.
— Да Вы не волнуйтесь, присаживайтесь! Всё хорошо с Вашим сыном! — уговаривал её высокий полковник. Под орденскими планками боевых наград на груди полковника висела на перевязи высохшая рука.
— Тут такая история! Мы призвали Вашу сестру в действующую армию, но она проявила завидный характер. Даже не знаю, как ей это удалось, но через десять месяцев она вернулась. Она заявила мне: «Я этого мальчика не брошу! Его мать, моя сестра, на фронте. Я не дам ему остаться сиротой!»