Тайна расстрелянного генерала
Шрифт:
На железнодорожном переезде возле самого Белостока следы недавней бомбежки выглядели еще ужаснее, чем на шоссе. Развороченные рельсы, горящий товарняк. Ближе... Ближе... Откуда вой? Что? В товарняке люди? Точно!.. Приближавшиеся стоны и крики выдержать было невозможно. Обожженные, окровавленные люди вываливались из вагонов. Лежавший возле насыпи юноша, раненный, очевидно, смертельно, заходился истошным, нечеловеческим криком. И только глаза смотрели на плакавшую рядом девушку серьезно, осмысленно.
Взгляд Болдина машинально скользнул по ним и тут же перешел на другое. Прямо у них на пути
"Это ад! Ад! Если есть ад, то он такой. Или нет, даже в аду такого не бывает, - тупо билось в голове.
– Как могли такое допустить? Видит ли это Павлов? Понимает ли?"
С трудом воспринимая происходящее, Болдин слепо двигался за адъютантом. Временами сознание заволакивало, точно минула не одна сотня лет и в незапамятных временах остался вчерашний день, когда они обсуждали вероятность событий со спокойствием и уверенностью. Во вчерашнем дне все должно быть иначе, и от грозной конницы давно бы убежали враги. Вместо этого под ним разверзлась кошмарная бездна, и он летел, ничего не видя, кувыркаясь, не находя опоры и не в состоянии перевести дух.
У адъютанта нервы оказались крепче, и с его помощью они нашли наконец штаб 10-й армии. Там оказался только начальник тыла, командарм Голубев отбыл на КП.
– Представляю этот КП, - ядовито произнес Болдин.
В штабе армии он вновь стал заместителем командующего. Начальник тыла молча следовал за ним, ожидая разноса или расстрела. Тем более что в мирные дни заместитель командующего не любил и не жаловал его. Но и Болдин, забыв о старых счетах, прятал глаза.
– Доложите обстановку, - коротко приказал он.
– Без подробностей. Главное - насколько немцы вклинились?
– Н-не располагаю... Говорят, мехчасти противника уже под Гродно. Обошли.
– Что в вашем хозяйстве?
– Разбиты склады ГСМ. Танки нечем заправлять...
От напряжения глаза начальника тыла округлились, точно он ждал, что Болдин вытащит пистолет и тут же застрелит его.
– Свяжитесь с Минском, - устало сказал Иван Васильевич.
– Доложите обстановку. Пусть перебрасывают горючее самолетами.
– Телефонная связь нарушена, - пробормотал начальник тыла.
– Рации не могут пробиться в эфир. Сплошные помехи.
Болдин повысил голос и сверкнул глазами.
– Я вам сказал, свяжитесь с Минском. Любым способом. Ясно?
– Так точно!
– Я еду на КП немедленно.
Начальник тыла достал потрепанную "эмку", и Болдин выехал из Белостока на юго-запад. Когда город остался позади, Иван Васильевич занервничал. За горизонтом, который ограничивался горбатинкой шоссе и верхушками ближних деревьев, таилась погибель. Впереди наших войск не было. Такую возможность заместитель командующего вполне допускал. В любую минуту могли появиться немецкие танки или парашютный десант.
Они ехали около получаса. Вдруг адъютант заметил впереди на опушке леса две палатки и раскинутые по деревьям антенны. Водитель, не дожидаясь команды, повернул на грунтовую дорогу.
Навстречу из палатки вышел сам командующий армией генерал-майор
Командарм выглядел спокойным. Болдин вспомнил, что Голубев побывал уже в двух войнах, и решил: его спокойствие - не безмятежность новичка или глупца, а выдержка грамотного солдата, знающего, где противник, что он делает в данный момент, - а это в сложившейся обстановке самое важное.
Спокойствие командующего армией передалось Болдину.
– Ну, докладывайте, - произнес он таким тоном, каким сказал бы по другому случаю: "А плоховато встречаете гостя. Могли бы и постараться".
Голубев, казалось, остался доволен таким обращением.
– Сегодня вторая дивизия отразила танковую атаку немцев. Потери большие. Для провокации это великовато. Там, наверху, поверили, что идет война?
Так как Болдин не отозвался на выпад, считая себя причастным к этим "верхам", Голубев продолжил сдержаннее:
– Если за ночь не успеем перегруппироваться, он прорвет оборону. А снимать войска с других участков рискованно. Резервов не дадите?
Болдин напрягся, повел головой, прижимая подбородок к груди, точно хотел удостовериться, на месте ли генеральские звезды. Воспоминание о них всегда прибавляло ему значимости и меняло душевный настрой. Он расправил плечи и спросил отчужденно-жестко:
– Почему из 10-й армии не поступало сведений?
Начальник тыла от такого вопроса мгновенно вспотел, потому что дело могло потянуть на трибунал. Голубев же только сощурил прокуренные ресницы, и Болдин опять поразился уверенности этого человека, сквозившей в каждом слове, даже в движениях. Будто не он должен был оправдываться перед начальством и ждать наказания, а сам Болдин вместе со штабом округа оказались виноваты.
– Проводная связь нарушена, - прозвучал короткий ответ.
– Хорошо, - наставительно произнес Болдин.
– Армейские рации?
– Работают очень плохо. Сейчас убедитесь. Вражеские станции их забивают.
Они вошли в штабную палатку. Во всю ее длину вытянулся деревянный стол с телефоном. Несколько табуреток. Во время недавних учений такая обстановка воодушевляла ощущением несокрушимости и прочности вооруженных сил. Теперь же внутренний вид палатки выглядел жалким, ущербным, порождал неуверенность и тоску. Но Болдин не был бы генералом и вторым лицом в округе, если бы показал свою слабость.
– Насколько противник вклинился в оборону?
– жестко спросил он.
И Голубев, как на недавних учениях, подчинился немедленно, начал объяснения. В разрушившемся мире даже это стало удивлять Болдина. Он заставил себя встряхнуться.
35
В уцелевших телеграфных проводах неистовствовала буря. Радиоэфир стонал, кричал, корчился.
"К вылету готовы. Связи не имеем. Повреждена линия Лида - Гродно. Ждем указаний о действиях".
"Генерал-майор Семенов. В случае налета противника подниматься в воздух и уничтожить его. Докладывайте регулярно через час. В случае налетов - немедленно".