Тайна римского саркофага
Шрифт:
– Да много ли там моего труда! – буркнул Алексей, прикуривая сигарету.
– Не скромничай, – возразил Бертино. – Листовки – это очень здорово! Знаешь ли ты, что в одной из казарм Милана солдаты отказались поддерживать провозглашенную командиром полка здравицу в честь Муссолини? В городе Комо солдаты взбунтовались и стали петь «Бандьера Росса». Как тебе это нравится? А на одной дороге повесили на скрипучем дереве чучело гитлеровца и на шею прикрепили фанерку с надписью: «Тодеско, убирайтесь быстрее из Италии! Сегодня вешаем ваши чучела, завтра будем вешать вас самих!»
Бертино разгорячился, взволнованно жестикулировал, глаза его блестели.
Все это было приятно. Но самой радостной для Алексея Кубышкина была весть об окружении немецких войск на Волге. Бертино знал, с какой радостью воспринимает Алексей новости из России, и поэтому каждый раз старался побольше разузнать о делах на Восточном фронте…
А на заводе, где работал Кубышкин, все шло по-прежнему. Рабочие готовились к новой забастовке. Они требовали улучшения условий труда, повышения заработной платы и выхода Италии из войны. Такие забастовки прошли во многих городах страны.
– Вот оно, эхо русских побед! – говорил Бертино, и его черные глаза загорались.
После забастовки подпольная группа коммунистов на заводе еще более усилила диверсионную работу. Теперь Алексей с Вагнером действовали не в одиночку, плечом к плечу с ними работали итальянцы, русские, чехи, французы, норвежцы… По-прежнему портили станки, которые отправлялись в Германию, потом, вместо деталей станков, в ящики стали заколачивать железный лом. Часто в ящики вкладывались письма, адресованные рабочим Германии и иностранным рабочим, работавшим на немецкой каторге. Несколько писем было написано и рукой Алексея. Он обращался к русским рабочим, насильно угнанным в Германию, с призывом выводить из строя заводское оборудование, замедлять темпы работы, крепить классовую солидарность с рабочими других стран, изготовлять больше бракованных деталей, делать все, что может приблизить победу над фашизмом.
6 ноября Бертино отозвал Алексея в сторону и прошептал:
– Завтра рано утром, когда пойдете умываться, обрати внимание всех военнопленных на памятник Гарибальди.
– А что там будет?
– Потерпи, увидишь, – Бертино подмигнул и с беспечным видом пошел дальше…
Утром 7 ноября 1942 года солнце, взойдя над Апеннинами, осветило прекрасную панораму «вечного города». Легкой дымкой окутались оливковые рощи и виноградники. Слабый ветерок перегонял стадо кудрявых облаков через Яникульский холм, на вершине которого возвышается величественная и мужественная фигура человека, сидящего на коне, – памятник Гарибальди.
– Товарищи! – крикнул Алексей. – Посмотрите на Гарибальди! – и показал рукой на Яникульский холм.
Все повернулись и увидели: в руках Гарибальди развевалось огромное красное знамя.
В ночь на 7 ноября красные знамена были вывешены на самых высоких трубах заводов, на куполах некоторых соборов, на крышах фабрик, на телефонных столбах. Люди восторженно кричали:
– Браво, брависсимо!
Фашистские молодчики бесновались. Они долго лазили по пожарным лестницам и срывали красные полотнища.
Таким и запомнился Алексею великий праздник Октября, впервые проведенный на чужой земле…
А в конце ноября Кубышкина и Вагнера ждало новое испытание. Бертино сообщил им, что по приказу центра большинство коммунистов завода уходит на особое задание.
– А как же мы? – вырвалось у Алексея. – Возьмите и нас с собой.
Бертино грустно улыбнулся.
– На нашей работе нужно быть итальянцем. Или по крайней мере безупречно знать итальянский язык. – Он сам был расстроен прощанием с русским. – Но мы о вас не забудем. Ждите вестей.
Бертино улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и быстро исчез.
С тех пор ни Алексей, ни Език не видели этого веселого итальянского коммуниста. Говорили, что он был пойман и казнен. С пением Интернационала пошел Бертино на виселицу. На эшафоте рассмеялся в лицо священнику, предложившему «покаяться», и крикнул: «Наши идеи живут, на моей могиле вырастут цветы!»…
Бертино тайно вел дневник, записывая в него все мерзости фашистов. Дневник попал в руки эсэсовцев при аресте. Перед тем, как повесить Бертино, они разорвали его записи на мелкие клочья и бросили ему в лицо. Так, может быть, человечество лишилось одного из первых «Репортажей с петлей на шее», автором которого был коммунист, «итальянский Фучик».
И в Италии есть тезки…
Задумавшись, Алексей глядел на чистое бирюзовое небо. Красивое небо, хорошее, ничего не скажешь, но все-таки небо над Родиной куда лучше… Эх, были бы крылья!..
Кто-то хлопнул его по плечу. Алексей вздрогнул, обернулся и увидел какого-то незнакомого рабочего в короткополой промасленной куртке. Итальянец улыбнулся.
– Тю-тю… – сказал он, показывая глазами на небо.
«Что он хочет сказать?» – подумал Алексей, и неожиданная мысль обожгла его. Двумя пальцами он показал на ладони – бежать!
Незнакомец радостно закивал. Но тут послышались голоса немецких солдат. Рабочий, кивнув, ушел.
Алексей рассказал об этой встрече Езику.
– Ты считаешь, друг? – Език тоже был взволнован.
– Тихо… – Алексей сжал его локоть. – С этим рабочим мы еще встретимся… Скажи, Език, а ты бы бежал со мной?
– Ты еще спрашиваешь? – в голосе поляка слышалась обида. – Но вдруг это провокатор? Смотри, недолго и попасться…
Алексей дружески обнял его за плечи:
– Ничего, Език, не тужи!
Вскоре тот самый итальянец снова повстречался Алексею. Нет, определенно это был пресимпатичный парень. Как возбужденно и радостно сияли его глаза, когда он рассказывал, что по всей Италии начали организовываться партизанские отряды, что создают их итальянские коммунисты и советские военнопленные, которые бежали из концентрационных лагерей.
– И вам нужно к ним, – закончил итальянец.
– Но как это сделать?
– Не торопитесь. Сделаем. Только не нужно спешить. Ждите… Наш народ поднимается на борьбу за новую Италию, он хочет, чтобы она была такой же свободной, как Советский Союз. Теперь многие понимают, что фашизму придет конец. Я, брат, сам видел этот конец еще под Воронежем… Ведь я недавно вернулся с фронта. От десяти дивизий нашего экспедиционного корпуса остались лишь горелые танки, подбитые самолеты, исковерканные пушки да березовые кресты на берегах казацкого Дона. Мало кому удалось унести ноги обратно в Италию.