Тайна сэра Моррисона
Шрифт:
У Моррисона внезапно пропало желание возражать. Перспектива - в ближайшие полчаса вцепиться зубами в горячий кусок мяса - была настолько соблазнительной, что все его сомнения о целесообразности такого шага улетучились, как дым от костра.
– Хорошо, - сказал Моррисон и положил руку на приклад винчестера.
– Жаль, конечно, беднягу... но, по-видимому, иного выхода у нас действительно нет.
– Оставь ружье, - возразил Том.
– Он может заподозрить неладное... Не ровен час, промахнешься... больше мы его не увидим. Я сам... все-таки собака моя. Он у меня уже два года. Я купил его, как только приехал в Кинг-таун...
Пирсон принял свободную позу и посмотрел на пса. Реш дремал или делал вид, что дремлет, вряд ли подозревая о замыслах своих хозяев, которым он верой и правдой служил в течение всего срока экспедиции, а когда пришло время - не на жизнь, а насмерть стоял рядом с ними в борьбе против хищников.
Итак, он был им преданным другом, но, будучи существом низшего порядка, должен принести себя в жертву ради существ высших. Таков один из жестоких законов жизни.
– Реш!
– произнес Пирсон, стараясь, чтобы голос звучал естественно.
– Поди ко мне.
Пес вновь поднял голову и посмотрел на хозяина тоскливым взглядом. Он тоже был голоден, так же обессилил, как и люди, и потому предпочел бы лежать у огня. Хозяин, однако, настойчиво повторил свой приказ и для большей убедительности прихлопнул по бедру распухшей ладонью. Реш нехотя встал, прошел сколько необходимо, вяло перебирая ногами, и рухнул в снег возле Пирсона.
– Реш... хороший...
– говорил Пирсон, гладя по свалявшейся, обледенелой шерсти.
– Ты уж прости, дружище, прости нас...
Пес поднял голову, подставляя ее под ладонь человека. С благодарностью принимал он ласки, приятные каждой собаке, поскуливал жалобно, закатывал глаза, посверкивая белками. Потом он положил голову на бедро Пирсона и, тяжело выдохнув через влажные ноздри, успокоился, прикрыл глаза. Пирсон, нагнувшись над собакой, левой рукой осторожно гладил её затылок, трепещущие уши, а правой - медленно и незаметно тянулся к голенищу унта, откуда торчала костяная ручка охотничьего ножа. И вот уже хищно блеснула оранжевой вспышкой сталь, отражая свет костра. Пирсон поспешно погрузил лезвие в снег, и ладонью, которая только что ласкала собаку, придавил слегка её голову. Псу это, очевидно, не понравилось. Он с усилием поднял морду и посмотрел хозяину в глаза. "В чем дело?
– вопрошал его взгляд. И вдруг к нему пришел страх. В глазах хозяина он прочел плохо замаскированное предательство. Дуэль взглядов длилась лишь одно мгновение. В следующую секунду Пирсон резко вскинул руку с ножом и ударил, с хрипом выдыхая воздух.
Ужасная боль исказила лицо Пирсона. Он вскрикнул, извергая проклятия, завалился набок и с отчаянием увидел, как по накренившемуся снежному полю неестественно большими прыжками убегает их собака, а вместе с ней убегала последняя надежда на спасение. Том Пирсон закрыл глаза, по небритым щекам потекли крупные слезы. Он плакал от боли, бессилия, но больше - от обиды, как ребенок, у которого отняли материнскую грудь.
Моррисон поднял товарища и привалил его беспомощное тело к мешку. Пирсон вдруг перестал ощущать правую ногу, хотя из нее торчал охотничий нож, загнанный в живую плоть по самую рукоятку.
– Я сейчас, сейчас...
– приговаривал Моррисон, выдергивая ремень из петель штанов и осознавая весь ужас случившегося.
– У тебя сильное кровотечение... надо наложить жгут. Все будет замечательно, держись, парень...
С помощью ремня он наложил на ногу выше раны жгут, закрутил его подходящим обломком ветки и, когда кровотечение уменьшилось, резким движением выдернул нож из раны. Пирсон даже не шевельнулся, он словно бы оцепенел.
– Терпи, терпи, - по инерции говорил Моррисон, обрывая у друга штанину и кальсоны, чтобы облегчить доступ к месту ранения. Потом он скатал снежный шарик и, действуя им как ватным тампоном, промокнул кровь на ноге раненого. По мнению Генри, под действием холода сосуды должны сжаться, что способствовало остановке кровотечения. Однако переохлаждение тканей (вкупе с заразными микробами) могло спровоцировать гангрену. Поэтому Генри, сунув в рот Пирсону рукавицу, велел закусить её зубами, а сам взял ветку из костра и раскаленной её частью приложил к ране. Рана зашипела, забулькала. Те же звуки вылетели из груди Пирсона, и он рухнул без сознания.
После этой жуткой процедуры, Генри наложил на рану плотную повязку из того же обрывка нательного белья. Пирсон пришел в себя, закрыл раненую ногу подолом шубы и снова затих. Он больше не всхлипывал и не стонал, и весь его вид показывал понимание своей обреченности. За эту последнюю минуту он окончательно потерял надежду выжить, а значит, уже был мертв.
Моррисон принял решение, на которое он бы не согласился, будь положение дел иным. Он открыл мешок, выбрал несколько крупных самородков и рассовал их по карманам. Этого должно было хватить, что бы, когда они доберутся до жилья, купить собак и прочее снаряжение. Остальное золото придется спрятать. Опасно повстречаться с людьми, когда ты обессилен и не можешь постоять за свой мешок с золотом.
Моррисон завязал мешок и, с частыми передышками, рискуя надорваться, отволок его в приглянувшийся ему овражек, туда, где стояло дерево - сосна с довольно примечательно изогнутым стволом, напоминающим призывно выставленное бедро женщины. Этот эффектный изгиб послужит ему отличным ориентиром, когда он сюда вернется на собаках сильный и здоровый. В дополнение к природному ориентиру Генри оставил метку искусственную: ножом Пирсона он вырезал на стволе знак, мало что говорящий постороннему человеку, да еще к тому же неприметный, всего две буквы: "ВS". Бренда Стивенс, надо понимать.
Чтобы захоронить мешок, снег пришлось разгребать руками и ногами. Пальцы рук быстро онемели. Моррисон разогревал их дыханием, изредка покусывая кончики пальцев, чтобы проверить чувствительность. Отогревшись немного, он забросал мешок еловыми ветками, сверху насыпал снегу, стараясь придать захоронению естественный вид. Ветер помогал ему, заметал следы. Наконец он закончил тяжелую свою работу и внимательно оглядел близлежащую местность. Сориентировавшись по сторонам света с помощью компаса, он постарался запомнить все хоть сколько-нибудь приметное: гряду гор на горизонте, излучину реки, скованную льдом, линию леса и прочие детали ландшафта, которые помогут ему при возвращении отыскать свое богатство. Он надеялся на свою зрительную память, зная, что все увиденное, навсегда запечатлится в мозгу, словно на фотографическом стекле дагерротипа. Завершив ориентировку, он вернулся к товарищу.
Пирсон вздрогнул и открыл глаза, когда его подхватили под мышки и положили на волокушу. Он что-то бормотал о бесполезности всего и вся, но напарник его не слушал, выбирал направление пути, сверяясь по компасу, и налег на лямки.
Метель закручивала снежные спирали, быстро заметая следы человеческой драмы. Равнодушная к живым существам, она злобно выла и гналась наперегонки сама с собой.
Человек шел деревянной походкой заведенного механизма - без мыслей, без эмоций, имея лишь одну цель: пройти как можно большее расстояние за светлое время суток. Он падал несколько раз совершенно обессиленный, подолгу лежал на снегу, потом поднимался и снова шел вперед: к людям, к теплу, еде, отдыху. И все это время он упорно тащил за собой товарища. Волокуша, казалось, весила тысячу фунтов. Он теперь доподлинно узнал, каким будет один из кругов ада.