Тайна силиконовой души
Шрифт:
– Да, скоро… сейчас. Что-то есть новое?
– Я буду у отца Вассиана. К нему еду. Возможно, за мной придут уже сегодня, нужно успеть покаяться. Ты бы, Милуша, ехала бы сюда тоже. Все одно теперь. А так – повинишься. Милуша! – в голосе женщины было столько мольбы и безысходности, что Арина хотела бросить трубку, бежать или броситься на этот зов.
Она задохнулась, но выговорила:
– Я буду бороться. Я спасусь. Я… прости меня…
И Арина, рванувшись из здания телеграфа, помчалась к гостинице, в свою нору, где ей предстояло отсиживаться еще сутки. Она неслась,
Но все же свой, грозный внутренний рык оказывался сильнее, и он гнал, визжал, бесновался в душе: «…давай, спасайся, врежь…режь….режь!!!»
Глава двадцатая
В середине дня поднялся сильный ветер – он разом задул свечи и лампады, еще теплившиеся во множестве на трех свежих, заваленных цветами могилах. Убиенных похоронили у часовни святого Адриана. Первые комья земли, глухо упавшие на домовины, рвущий душу женский крик, потонувший в пении погребальных молитв, во время которого монахини кидали землю на гробы: «Земле, зинувши, приими от тебе созданнаго рукою Божиею прежде…», «Раба Твоего от ада воздвигни, Человеколюбче…», двенадцать коленопреклоненных сестринских поклонов – земля будто задышала черными волнами вокруг траурных холмов – и обряд, соединивший души отошедших и скорбящих по ним живой мольбой, страданием и надеждой, был кончен. Осталось лишь солнце, рвущиеся цепи облаков, подобные молнии зигзаги стрижей да биение под ветром траурных лент о деревянные кресты, берегущие отныне покой и блаженное одиночество новопреставленных…
Не дожидаясь конца погребения, Быстров подошел к Светлане и Люше, стоявшим позади похоронной толпы, и сообщил, что вынужден срочно выезжать по московскому адресу убийцы Калистраты, имя которой теперь известно доподлинно. Светка не могла поверить в очевидное и отреагировала ровно так же, как и мать Нина, – прижав руки ко рту. Люша же, услышав роковое имя, и бровью не повела. Только деловито поинтересовалась:
– А где у нее квартира в Москве?
– Переулок в районе «Новокузнецкой».
Подруги переглянулись.
– Так у Светки родители на Пятницкой живут! Придется вам ее брать с собой. Тебе ведь завтра на работу? – Люша, по традиции, за всех все решила. Интересно, она помнила, что завтра в стране тоже праздничный день, в связи с Первым мая, выпавшим на воскресенье, или намеренно «забыла» сие обстоятельство? Впрочем, могла и не помнить – у нее-то праздник каждый день. В том смысле, что на работу не нужно являться к девяти и трубить там от звонка до звонка.
Атразекова с трудом переваривала информацию, и Быстрову пришлось ее поторопить:
– Ну, что, поедешь? Или остаешься до вечера?
– Ой, не знаю. Батюшка Савелий…
– Ну что Савелий? Ты была у него год назад! – раскипятилась Люша, которой страшно хотелось устроить наконец Светкину судьбу. И Быстров на роль этой самой «судьбы» вполне, по ее мнению, подходил.
– Ну, так все изменилось, – мялась нерешительная Фотиния.
– Сергей Георгиевич, – рубанула ручонкой Шатова, – она выйдет к машине через семь минут. Подождете?
Быстров хмыкнул, изучая такие разные, но по-своему трогательные физиономии подруг: одна исполнена энергии, мечет молнии, пыхтит, вторая нос до земли повесила, зарделась и, кажется, всхлипывает.
– Ну, если семь минут, то подожду. Собирайся, Света, – спокойно произнес Сергей Георгиевич, ну просто как заждавшийся нерадивую жену муж.
– А что ж с «Приютом Веры»? – окриком остановила его Люша.
– Там работает наш человек, – сухо ответил Сергей и зашагал к «уазику», припаркованному у ворот.
Семь не семь, но минут через десять понурая Светлана влезала в высокого неуютного «козла». Суетливо перекрестилась, когда машина затряслась по проселку. Очень кстати оказалось ее знание Замоскворечья. В этот уютный, по-московски крученый (ни одной прямой улицы или переулка!) уголок Москвы ее родители переехали не так давно: умерла бабушка, и старшие Атразековы, оставив дочери жилье в Останкине (там она и выросла в одной песочнице с Люшей, и оттуда было рукой подать до ее нынешней работы), переехали на Пятницкую. В старенький дом без лифта, с газовой колонкой и грибком в ванной. Уговорить родителей продать «раритет» и подыскать что-то поуютнее и просторнее было невозможно. Родительские пенаты считались неприкасаемыми.
Нужный сыщикам переулок примыкал к Пятницкой почти на уровне Серпуховки. Дом оказался еще более ветхим, чем атразековский. Отыскав нужный подъезд, Сергей с Витей Поплавским и водителем, лейтенантом Задориным, пошли «на захват», запретив Светке высовываться из машины. «Вот хрен бы Люшка тут сидела, как кукла бессловесная! И что все мною помыкают, что все меня учат и при этом используют», – злилась и даже, кажется, пыталась традиционно выжать из себя слезы Светлана. «Захватчики» вышли из подъезда очень скоро – обескураженные и хмурые. Нужная квартира давным-давно была присоединена к двум другим, образовав новорусские, вернее, новочеченские хоромы. К грозному Эм-скому десанту на лестничную площадку вышел толстый, агрессивный и едва говорящий по-русски абрек. Он продемонстрировал свидетельство купли-продажи, датированное позапрошлым годом, согласно которому все три квартиры принадлежали отныне господину Яндардиеву. Квартиру он покупал у семьи, которая сама едва прожила тут год, из чего стало понятно, что пропавшая монашка продала жилье Бог знает когда и невесть кому. Значит, квартирку продала, а из паспорта сведения о регистрации не изъяла – в монастырь подалась? Озабоченные Быстров с Поплавским закурили, стоя у морды «уазика». Тут задняя дверца машины приоткрылась, и, неловко спрыгнув на асфальт, перед дознавателями предстала решительная Атразекова:
– Нужно срочно позвонить матери Нине и спросить адрес монастыря, где проживает отец Вассиан! Он духовник нашей беглой… Два раза в год она к нему ездит обязательно. Это, наверное, единственный человек вне монастыря, с кем она общается. Если не у него, то… то ее вообще не найти.
И это оказалось отличной мыслью! Мать Нина нашла и адрес, и телефон Ермильевской пустыни, что находилась в Ивановской области. Быстров моментально дозвонился до самого игумена Вассиана. Монаха обескуражила, раздавила новость, выданная ему следователем: высокий сильный голос батюшки стал к концу разговора еле слышен. Священник не видел сбежавшей монашки с начала Великого поста, но он заверил «товарища майора» обещанием непременно дать знать о ее появлении. Более того, непременно ее удержать. В общем, группе ничего не оставалось, как возвращаться в Эм-ск, поблагодарив Светлану за хорошую идею и приятную компанию. В ответ Светлана пригласила всех на обед к своим родителям, но это предложение смущенно отвергла полицейская троица. Светлану покоробила испуганная реакция Быстрова: будто его за уши тянули на смотрины. «Да пошли вы!» – подумала Светка, разворачиваясь и удаляясь в предвкушении мучительного вечера с мокрой подушкой в обнимку. Что, в самом деле, за прощание на людях? Чего ждать, на что надеяться? Будет свалившийся на ее грешную голову возлюбленный звонить, любить, переживать? Или будет женихаться по новой с чужой беременной женой? Светка неслась чуть не вприпрыжку и ругала себя: «Нужно было остаться на исповедь у Савелия, и он бы все сказал про мои фантазии, про блуд, похоть и никчемность. И тогда уж я точно осталась бы в монастыре! Продала бы квартиру, как убийца, а деньги пожертвовала Никаноре (стройте, мол, новый корпус, или еще один храм стройте, давно ведь планируете) в честь чудотворной иконы «Неувядаемый цвет». И тогда… Дойти до последней точки в грустных размышлениях ей не дал запыхавшийся голос Быстрова за спиной: