Тайна Соснового холма
Шрифт:
– Ладно, – Инвальдр перевёл на дочь тёмно-синие строгие глаза. – С собакой ты подружилась, а что мне делать с её хозяином?
– Что делать? – удивилась Ингигерда и поднялась в рост, глянула снизу. – А что с ним делать?
– Я тоже не знаю, что с ним делать. Я посылал людей по всему побережью разузнать о нём. Его видели, он продавал соль, ходил по нашему берегу всё лето, но, как и у нас, нигде не называл своего имени и имени своего отца. Странный парень… Он либо лгун, либо явился сюда с одной целью: убить меня.
– Почему? – Ингигерда
– Я не знаю. Я впервые в жизни вижу этого парня. Может, когда-то я знал его отца? Я не помню. – Хёвдинг вздохнул, чуть прищуривая глаза, продолжая всё также смотреть на Арна. – Он хотел убить меня, но причины не сказал. Я хочу это выяснить. Я хочу знать, что я сделал ему или его семье. Это не даёт мне покоя.
– Как, отец? Я пыталась говорить с ним – он молчит, он словно и не понимает, что я ему говорю. – Ингигерда склонила голову чуть на бок, всматриваясь в лицо отца, глядела против солнца. – Бюрн говорит, он… – замялась на миг, – он потерял разум! – Она вскинула ладонь к виску, сделав многозначительный жест, понятный любому. – Он выжил из ума после того удара…
– Ну-у, – Инвальдр усмехнулся. – Об этом судить ещё рано, он только в первый раз показался солнцу… А парень он везучий. – Улыбнулся хёвдинг. – Сначала я не убил его, а теперь ещё он и выжил после такого. Я узнаю, кто он такой и зачем хотел моей смерти… Убить его просто. – Инвальдр посмотрел в глаза дочери. – А что, если он принадлежит славному роду, и, убив его, я наживу врагов? Мне будут мстить! А зачем мне новые враги?
Ингигерда согласно покивала головой, шепнула:
– Ты прав, отец.
Конечно, он прав! Иначе его и не выбрал бы никто хёвдингом этих земель. И как хёвдинг, он должен всё подмечать наперёд и видеть значительно дальше.
Ингигерда сжала в кулак защитный амулет, висевший на груди поверх платья, и перевела глаза на Арна. «Кто ты такой? Кто?»
* * *
С каждым днём состояние его становилось всё лучше, он больше двигался, ровнее и увереннее ходил, по словам Бюрн стал есть, как здоровый человек. Но всё это видно было только внешне.
Работая на дворе, Ингигерда исподволь следила за ним, он окреп только телом, а сам по-прежнему не разговаривал ни с кем, окружающих почти не замечал, и на все вопросы Бюрн оставался хладнокровно спокойным. Если бы он был нормальным, он бы замечал внимание к себе и, конечно же, отвечал бы хоть как-то на заботу старой рабыни.
«Он спятил… Спятил!» – говорила сама себе Ингигерда, перебирая на липовых досках разложенную на просушку салаку. Она же сама видела, как отец ударил его по голове, и удар был очень сильным. Любой другой человек испустил бы дух сразу, но не этот… Вспомнились слова отца: «везучий парень». А может, он, и в самом дел, везучий? Зачем-то же Один сохранил ему жизнь.
При мыслях об этом Ингигерда сразу же вспоминала его глаза,
– Хм… – хмыкнула вслух Ингигерда, и молодая рабыня-помощница подняла удивлённые глаза. Но Ингигерда и не заметила вопросительного взгляда на себе. Если он тролль, то только жди беды от него, пока он вновь не вернётся восвояси, обратно в свой лес, под свои мхи болотные.
Ох, и принесёт он ещё несчастий этому дому, ох, и не к добру он появился здесь.
Медленно Ингигерда перевела глаза на сидевшего Арна. Сгорбившийся всклокоченный человек плохо просматривался в тени кузни, а рядом вскинутая голова овчарки с навостренными ушами.
Ингигерда отвела взгляд, вернулась к делу, переворачивала и осматривала каждую рыбину со всех сторон. Если та высыхала полностью, кидала её в плетёный короб, это уже запас на зиму. Главное, не просмотреть влажных или сырых мест, особенно там, где жабры и плавники, иначе до зимы рыба покроется плесенью, и её придётся скормить собакам.
Снова перевела глаза к кузнице и невольно замерла. Из дверей вышел Асольв, вертел в руках какую-то только что выкованную безделушку. Он всё свободное время торчал у кузнеца, всё выдумывал что-то и просил сделать. Заметил Арна, остановился, что-то говоря ему.
Ингигерда стиснула зубы. Она не любила Асольва – он был болтлив, раздражителен и вспыльчив. Но хёвдинг хорошо знал его отца, да и жил Асольв в крепости уже порядка десяти лет, начинал простым дружинником служить, а сейчас уже хирдман – начальник дружины.
Он всё говорил, говорил Арну что-то, словно недоволен был чем-то, а тот только слушал безмолвно его, всё равно что его овчарка, одно лишь, что хвостом по земле не бьёт. Асольв вмиг сгрёб Арна за грудки, подтянул к себе вверх, что-то буркнул прямо в лицо, а потом откинул, как обычно он провинившегося раба отбрасывал или мальчишку из младших дружинников, только с большим презрением на этот раз.
Арн не без труда удержался на ногах, побрёл в сторону, сгребая сбившиеся на лицо волосы. Сползший с плеча плащ волочился по земле, и овчарка трусила следом.
Ингигерда сузила глаза, глядя на Асольва враждебно. Подлец! Это всё равно как ребёнка обидеть! Большого труда не надо! Он за себя постоять не может.
Обида вдруг взяла её за того, за кем ухаживала, кого сама с ложки поила. За что так его? В чём провинился сейчас? Лишь на глаза попался?
А сама избегала смотреть в сторону больного, словно стыдно ей вдруг стало, что считала его троллем, что бед от него ждала. Подхватила короб под мышку и пошла к дому. Уже на пути через двор вспомнила, каким увидела этого Арна в первый момент, какими глазами он посмотрел тогда на неё. В пылу боя, с поджатыми губами, нахмуренный, с разметавшимися волосами.