Тайна Соснового холма
Шрифт:
Что будет ещё? Что будет дальше?
* * *
Гости пробыли в усадьбе хлебосольного Инвальдра хёвдинга несколько дней, потом засобирались в дорогу, их ждали дома, а тревожные утра осени напоминали об этом с новой силой – каждый новый день.
Аймунд конунг одарил хёвдинга щедрыми подарками, сказал пару скупых слов об отваге его старшего сына, похвалил красоту дочери, нашёл слова и для любопытного младшего Висмунда. Долго стоял на борту быстрой дрекки,
А с пристани провожали его и другие корабли жители усадьбы и сам хёвдинг. Говорят, много лет назад конунг Аймунд и Инвальдр ходили в общие походы. Это было давно, а сам хёвдинг хвастать о подвигах своей молодости не любил, даже за праздничным столом.
Жизнь в усадьбе вошла в прежнюю колею, всё угомонилось. Хоган, поделив добытое в этом походе по справедливости, распустил свою дружину до весны. Вся семья хёвдинга была теперь в сборе. Постепенно, день за днём всё ближе, подступала зима.
В один из тёплых дней Ингигерда вместе с другими девушками ходила на болото за поздней клюквой, провалилась и промочила ноги. Несмотря на все старания матери, всё же приболела, начался жар и кашель. Госпожа Гейрид не отходила от дочери, сама поила приготовленными своими руками отварами.
За эти несколько дней болезни Ингигерда о многом успела передумать, и в первую очередь, конечно же, об Арне. Ведь он точно так же болел, пережил жар и беспамятство, правда, возле него не было его матери, как у постели Ингигерды. Но эта общая, почти одинаковая болезнь, словно вдруг позволила понять его, сблизила её с ним. И как только Ингигерда почувствовала себя лучше, она захотела увидеть Арна. Увидеть во что бы то ни стало.
Она поднялась и вышла в пиршественный зал, услышав в нём голоса и шум присутствующих домочадцев. С утра, по словам матери, шёл мелкий дождь, поэтому все были в доме.
Ингигерда остановилась на пороге из женской комнаты, прихватив у горла тёплый шерстяной плащ, укутавший её до самых пят. Замерла, широко распахнув синие глаза.
Здесь были все. Все, даже Арн!
От того, что увидела Ингигерда, дыхание её замерло, а, чтобы не упасть, она прислонилась плечом к косяку дверного проёма, так и стояла, позади – женская комната, впереди – общий зал, полный людей и голосов.
Асольв – большой, тяжёлый, совсем здоровый! – держал Арна, просунув одну руку ему под локти, а второй рукой удерживал через шею, так, чтобы вздёрнуть голову повыше. Асольв никогда не отличался излишней мягкостью, и рядом с ним Арн казался ещё меньше, ещё болезненнее.
Рядом, заложив большие пальцы обеих рук за пояс, стоял Хоган, смотрел в лицо Арна исподлобья, и видно было, с какой силой стиснуты его зубы. Напротив, на лавке, сидел отец, Инвальдр хёвдинг. Направо и налево от него все остальные – жена, младший сын, старшие и младшие дружинники, рабы и рабыни.
Ингигерда прислушалась
– …Никакой он не безумец. Он притворяется. – Асольв чуть-чуть придвинул предплечье правой руки к груди, и Арн ещё выше вздёрнул подбородок, хрипло захватив воздух зубами. – Он играет, как те нищие, что на праздниках воплощаются то в медведя, то в коня, то в птицу… Чтобы ему верили.
– Его надо просто хорошо придавить, и он сам всё расскажет. – Хоган сделал шаг ближе к Асольву, и пальцы его рук, оставив пояс, стиснулись в кулаки. – Дать ему хорошенько, чтоб повеселел.
– Конечно! – Асольв встряхнул Арна и ещё сильнее придавил, отчего тот передёрнул плечами, крутнул головой, пытаясь вырваться. – Я тоже так думаю. Он много скрывает и знает, что все хотят это знать, поэтому и прикидывается безумцем, чтобы не было вопросов. Если он на них ответит, он расстанется с жизнью. Он не дурак, поэтому и не хочет, чтоб его спрашивали. Я бы тоже так же поступил на его месте.
– Можно я это сделаю? – Хоган метнул короткий взгляд в сторону отца, но не стал дожидаться его разрешения. – С большой радостью… – Мягко, так, словно играясь, ткнул тяжёлым кулаком под рёбра обездвиженного Арна.
А Ингигерда на своём месте чуть не упала от жалости к больному, оттого, что происходит на её глазах.
– Х-х! – выдохнул Арн после удара под дых и насколько имел возможность уронил голову и согнулся всем телом вперёд.
Но Асольв, приложив усилия, снова вернул его к себе, лишь голова Арна так и лежала на груди. О том, что Арн ещё переживает боль, говорили его стиснутые кулаки.
Хоган запустил пятерню в светлые волосы Арна и вскинул голову его вверх, чуть нахмурился, всматриваясь в серые глаза. В них он не видел ни злости, ни ненависти, одно какое-то пустое безразличие, как в морозном безветренном небе.
– Либо он хорошо притворяется, как скальды сочиняют, либо, в самом деле, безумен… – Хоган разжал пальцы и отступил назад.
Отвернувшись и подняв голову, наконец-то, заметил огромные глаза сестры, что следили за ним от самых дверей другой комнаты.
– Ингигерда? – Пошёл к ней. Но девушка словно бы и не видела его, смотрела поверх плеча туда, за спину, таким же взглядом, не замечающим ничего. – Ингигерда?
Хоган распахнул руки, принимая сестру к себе на грудь, закрывая собой весь дверной проём.
– Милая, ты что? Зачем ты поднялась? Что ты делаешь здесь? – Приобнял, утопая пальцами в мягком плаще, а через него чувствовал, как дрожит девичье тело, охваченное болезнью. – Пошли, я помогу тебе. Тебе нельзя быть здесь…
Рядом уже была госпожа Гейрид, охала и причитала, но Хоган сам вернул сестру в женскую комнату, уложил безвольную в кровать, стал укутывать мягкими шкурами.
Мать уже держала в руках чашку с каким-то горячим отваром. Ингигерда не сопротивлялась брату, но вдруг заговорила срывающимся голосом: