Тайна Святой Плащаницы
Шрифт:
— Договорились. Однако если кому-то из них есть что скрывать, наша настойчивость вызовет у них подозрительность и вследствие этого — еще большую осторожность. Это тебе говорю я — человек, которому довелось в свое время погоняться за разными злодеями, — сказал Джузеппе.
— Если кто-то из них начнет нервничать, тем самым он себя выдаст. Я также считаю, что нам нужно добиться встречи с Д'Алаквой.
— Это важная птица, очень важная. Если мы допустим какую-нибудь оплошность и разозлим его, нам в Риме могут подрезать крылышки.
— Я это знаю, Антонино,
— Осторожно, доктор, как бы твое любопытство не принесло нам неприятностей.
— Не говори глупости. Джузеппе, мне кажется, что мы должны поговорить с этим человеком, потому что его предприятие всегда было как-то связано со всеми происшедшими инцидентами. Я думаю, что это по меньшей мере странно, а тебя как полицейского такие совпадения тем более должны насторожить.
Они решили распределить, кто чем займется. Антонино должен был еще раз поговорить со служащими собора, Джузеппе — пообщаться с рабочими, а София — попытаться договориться о встрече с Д'Алаквой. Они рассчитывали закончить все дела за неделю, а затем, если им удастся найти какую-нибудь зацепку, решить, куда двигаться дальше.
Софии удалось убедить Марко нажать на нужные кнопки, чтобы организовать ей встречу с Д'Алаквой.
Марко, поворчав, все же согласился, что встретиться с этим человеком необходимо. Будучи директором Департамента произведений искусства, он обратился прямо к министру культуры, который, впрочем, заявил Марко, что тот — глупец, если думает, что сможет втянуть его в разборки с таким предприятием, как КОКСА, и будет проводить расследование в отношении такого человека, как Д'Алаква. В конце концов Марко удалось убедить его в том, что это необходимо и что доктор Галлони — утонченная женщина, неспособная на некорректное поведение, которое могло бы вызвать неудовольствие этого влиятельного человека.
Министр организовал встречу, и она должна была состояться в десять часов утра следующего дня. Когда Марко сообщил об этом Софии, та, весьма довольная, рассмеялась.
— Шеф, ты — сокровище. Я знала, что тебе это удастся.
— Да, однако было бы неплохо, если бы ты там не наломала дров, иначе министр отправит нас обоих вытирать пыль в архивах. Пожалуйста, София, действуй осторожно. Д'Алаква имеет вес как бизнесмен не только в Италии, он — по словам министра — известен во всем мире, его интересы распространяются и на Северную Америку, и на Ближний Восток, и на Азию… В общем, такого человека, как он, нельзя донимать какими-нибудь нелепостями.
— Интуиция подсказывает мне, что из этого человека можно кое-что выудить.
— Смотри, чтобы твоя интуиция не навлекла на нас неприятности.
— А ты верь в меня.
— Если бы я в тебя не верил, ты бы сейчас там не находилась.
Прихорашиваясь с помощью косметики, София чувствовала некоторую нервозность. Она закончила приводить себя в порядок и надела бежевый костюм от Армани. София уже позавтракала у себя в комнате, но, перед тем как уйти,
— Ни пуха, доктор. Ты сегодня просто красавица. Такое впечатление, что ты идешь на амурное свидание.
— Джузеппе, не подшучивай надо мной! Я и так нервничаю. Видишь ли, если я допущу какую-нибудь оплошность, это может создать проблемы для Марко.
— Джузеппе прав, ты сегодня очень красивая. Я вот думаю, не слишком ли ты красива для этого странного человека, за которым, как известно, не замечалось слабостей по женской части. Но твой главный козырь, как всегда, — это твоя голова, и я в тебя верю.
— Спасибо, Антонино, спасибо вам обоим. Пожелайте мне удачи.
София удивилась, какой у Умберто Д'Алаквы секретарь. Во-первых, она думала, что это женщина, а не мужчина, а во-вторых, этот мужчина средних лет, в меру элегантный, был похож на менеджера, а не на секретаря, пусть даже такой важной особы, как его шеф. Секретарь сказал, что его зовут Бруно Моретти, предложил Софии кофе и попросил подождать, пока у сеньора Д'Алаквы закончится встреча с предыдущим посетителем.
София отказалась от кофе, не желая испортить накрашенные губы. Она подумала, что Бруно Моретти, наверное, поручили «прозондировать» ее, однако тут же поняла, что ошибается, потому что Моретти оставил ее одну в этой заслуживающей внимания комнате, на стенах которой висели картины Каналетто, Модильяни, Брака и еще маленькая картина Пикассо.
Она рассматривала картину Модильяни, не подозревая, что дверь в кабинет уже открылась и высокий красивый элегантный мужчина пятидесяти с лишним лет сурово смотрит на нее. Правда, в его взгляде сквозило и любопытство.
— Добрый день, доктор Галлони.
София обернулась и оказалась лицом к лицу с Умберто Д'Алаквой, почувствовав при этом, что краснеет, как будто совершила что-то зазорное.
Д'Алаква производил впечатление, причем не только своим ростом и элегантными манерами, но и чувствовавшейся в нем самоуверенностью. «Самоуверенностью и силой», — мысленно уточнила София.
— Добрый день. Я рассматривала картину Модильяни. Это подлинник.
— Да, конечно же, это подлинник.
— Ну, сейчас есть столько подделок… Но это, безусловно, подлинник.
Она почувствовала, что ведет себя глупо. Разве могла быть подделкой картина, если она висела в приемной такого могущественного человека! Д'Алаква мог подумать, что она — дура. Однако этому человеку, наверное, и невдомек, что она сильно нервничает уже от одного его присутствия, даже если бы он ничего не говорил.
— В моем кабинете нам будет удобнее, доктор.
София согласилась. Кабинет Д'Алаквы удивил ее. Современная мебель в стиле модерн, весьма удобная, и при этом на стенах картины великих мастеров: несколько рисунков Леонардо, «Мадонна» Куатроченто, «Христос» Эль Греко, «Арлекин» Пикассо, картина Миро… На маленьком столике — рядом с письменным столом — изготовленное из древесины оливкового дерева распятие, привлекающее внимание своей нарочитой простотой.