Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)
Шрифт:
Время до прихода поезда пролетело быстро. Выпускники заняли целый вагон. Потянулись те томительные минуты, когда все уже сказано, а поезд не уходит… Но вот и свисток. Последние поцелуи на ходу, последние рукопожатия. Санька расцеловался с Васюткиным, Кузьмич и Женя — с Ивлевым, а Нинины курсанты не решились целовать ее. Сережка, прощаясь, держит ее руку в своей и идет за подножкой движущегося вагона. Валико идет рядом и вдруг говорит:
— Садись, Сережка, в вагон. Не могу смотреть на такое холодное прощанье. — И, рывком обняв
Поезд идет все быстрее. Валико прыгает на подножку и, повиснув на поручнях, кричит Нине:
— Теперь можно хоть на передний край! Прощайте, товарищ инструктор!
— Прощайте, товарищи! — кричит она и бежит за вагоном. Потом останавливается и машет пилоткой. Светлые волосы рвет ветер. Уехали…
С ними уехала и частичка ее сердца. Пройдут года, и она по частичке отдаст всю себя благородному делу обучения людей полету…
Нина надела пилотку, оглянулась. Рядом стоял Васюткин. В глазах у него крупные слезы. Как бы оправдываясь, он говорит Нине:
— Ты уже знакома с этим, а я ведь первых отправляю…
Нина ничего не сказала в ответ и поспешно отвернулась. По ее щекам тоже катились слезы.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Вскоре после того как Нина распрощалась со своими курсантами, в школе произошли крупные изменения: почти все инструкторы и командиры отправились на фронт и только несколько человек, в том числе Нина, были насильно оставлены в школе.
На школьные аэродромы прилетели другие самолеты и другие инструкторы. Нине было тоскливо. Уезжали лучшие друзья Дремова, лучшие ее друзья. Всем было некогда, все торопились. Отъезд произошел так быстро и неожиданно, что даже не пришлось и попрощаться толком. Журавлев и Ковалев пообещали при первом же удобном случае устроить перевод Нины в их боевую часть, но, по всему было видно, говорили они это только для ее утешения.
Дятлов, закончив сдачу дел, старался успеть поговорить с каждым остающимся. Не забыл он и Клавочку Лагутину. Та всегда испытывала в его присутствии необъяснимую робость. При нем все ее поступки вспоминались как вихрь необдуманных, глупых и ненужных действий. Беззастенчивая в обществе мужчин, при нем она краснела и не могла связать двух слов. Он был ее совестью.
Вот и сейчас, когда Дятлов появился в дверях кабинета, где она печатала последние распоряжения Крамаренко, Клавочка спряталась за кипу бумаг и опустила глаза. Дятлову это понравилось, он подумал: «Нет, еще не все потеряно, совесть в тебе есть, раз ты способна так краснеть».
Комиссар уверенно прошел к ее столу и, поздоровавшись, спросил:
— Товарищ Лагутина, много вам еще печатать?
Клавочка отодвинулась от машинки.
— Все, товарищ бригадный комиссар.
— Мне хотелось бы вам кое-что сказать. Пройдемте в сад.
Прошли по центральной широкой аллее, свернули в сторону и сели на скамейку в тени больших деревьев.
— Товарищ Лагутина, — начал Дятлов, — обстоятельства заставили меня поторопиться с разговором, и я не убежден, интересно ли вам то, что я сейчас расскажу… Думаю, вы не обидитесь на мой наставительный тон хотя бы потому, что вы молоды, а я стар. Не так ли?
— Говорите, пожалуйста, товарищ бригадный комиссар.
— Ваш муж, Николай Лагутин, перед отъездом в летное училище шел к вам с просьбой, чтобы вы честно ждали его…
Клавочка схватила Дятлова за руку.
— Что же вы мне не рассказали это сразу?! — воскликнула она, и глаза ее налились слезами.
— Я только недавно, при встрече с вашей мамой, узнал, что свидание не состоялось. Когда же вы пришли к нам устраиваться на работу, я подумал: значит, у них был тогда хороший разговор, если Клава хочет быть на глазах у товарищей мужа…
— Это именно так, честное слово, хотя я и не виделась тогда с Колей. Я верила в его возвращение, и мне хотелось быть тут, где все напоминает о тех днях… — говоря это, Клавочка вспомнила о своем легкомысленном увлечении Санькой, и ей стало невыносимо стыдно. Она опять покраснела и заплакала.
Дятлов не успокаивал ее. Пусть поплачет, слезы приносят облегчение. Потом продолжал разговор:
— Советую написать Николаю. Вот его адрес. Да поспешите, а то он может уехать, и тогда… Ну, всего вам наилучшего. — И комиссар откланялся.
Пользуясь некоторым ослаблением контроля над личным составом в связи с организационными изменениями, Баринский уехал в город. Без труда он нашел дом Янковских. Его встретила Фаина. Узнав, кто он и как попал к ним, она просияла от удовольствия и провела Баринского в комнаты.
— Мне Клавочка говорила о вас, — запела Фаина. — И даже извинялась, что без моего ведома дала вам наш адрес. И напрасно извинялась… Мы с дядей очень любим, когда у нас бывают гости, особенно военные, защитники Родины, наша гордость…
— А Клавочка не придет к вам сегодня? — спросил Баринский.
— Не знаю, право; со вчерашнего дня она вдруг захандрила, начала говорить о каком-то особо серьезном поведении во время войны… Но я думаю, с ней это пройдет. А вам она понравилась?
— Ну как сказать… Это зависит… Не знаете, как она насчет ээ…
Фаина подсказала:
— Весьма сговорчивая особа. Она ведь и с мужем не поладила из-за своего легкомыслия.
— Вы меня утешили. — Баринский облизнул губы. — Так не знаете, придет ли она сегодня?
— А вам обязательно нужна именно она? — Фаина многозначительно повела глазами.
— Ну, что вы! — воскликнул Баринский — Конечно, не обязательно! Например, хозяйка этого дома могла бы украсить вечер гораздо лучше Клавочки…
— Вы делаете мне комплимент, — жеманно пропела Фаина. — Я считаю Клавочку красавицей.