Тайна третьего кургана
Шрифт:
Глаза ее сверкнули в темноте, молодо заблестели ровные белые зубы, и мне вдруг стало зябко: она действительно походила на сумасшедшую… Я вспомнил короткий и какой-то странный разговор с председателем сельсовета Крапивиным, когда мы грузились в машину. «Вы, ребята, поосторожнее там, в Еранском,- предупредил он, – люди там, знаете…» – «Какие?» – совершенно не вникая, спросил я. «Да невеселые, что ли… – неопределенно сказал Крапивин. – Если что, говорите, с моего ведома приехали. А я как-нибудь к вам загляну».
– Ой, ты-то, однако,
– Начальник, – подтвердил Бычихин. – Что спросить хотела?
– Солдатика-то вашего как отпустили, на побывку или по ранению? – Она торопливыми руками поймала пальцы Сергея. – Ты скажи, скажи, а? Моево Гришу-то когда?.. Военкомат сказывал – как война кончится. Я бегала тут по весне, спрашивала… А когда она кончится?
– Скоро! – весело пообещал Бычихин. – Если военкомат говорит – придет твой Гриша. Куда он денется! К такой красавице как не прийти! Так что шагай домой.
Я толкнул его в бок, но Сергей исподтишка показал мне кулак. Женщина снова рассмеялась.
– Спасибочко, от спасибочко! – восклицала она. – Мне наши-то не верят! Врешь, сказывают, Фрося, чудишь. Все меня дурочкой считают.
Женщина неожиданно выпустила руку Бычихина и шагнула вперед. Я оглянулся: за нами стоял Шкуматов…
– Скажи-ка, миленький, не видал ли ты моево Гришу? – смущенно спросила она, сложив руки на груди. – Григория Криволукова? Веселый такой, с гармошечкой…
– Он не видел, – ответил за Ивана Бычихин. – Они в разных частях служили.
– А-а, понимаю… – разочарованно протянула женщина, не сводя глаз со Шкуматова. – Вы не думайте, я все понимаю… В разных частях, значит…
Она попятилась, затем повернулась и тяжело побежала, горбясь, как в прошлый раз. Около минуты мы стояли молча.
– Ты-то зачем вылез? – спросил наконец Бычихин, глянув на Ивана.
– Так, посмотреть… – проронил Шкуматов. – Нельзя, что ли…
– Ладно, мужики, давай спать, – сказал Бычихин и, пригнувшись, залез в палатку.
Уверенность Сергея меня успокаивала. Я знал и верил в его дипломатические способности еще с прошлых экспедиций.
Мне повезло, что Бычихин поехал со мной. По крайней мере он мог помочь мне начать работы.
Я побродил вокруг палатки, прислушиваясь к петухам в Еранском; тревожиться не было причин. Обыкновенная лесная деревня, тихая и мирная. В сером рассветном сумраке виднелись крыши домов и пика колодезного журавля… И все-таки было неспокойно. Перед глазами стояло смеющееся лицо сумасшедшей Фроси.
Утром я пошел искать проводника.
Мы самым подлым образом проспали, и даже тренированный на ранние подъемы Иван Шкуматов дрыхнул как убитый. Сквозь сон я слышал, как в деревне отбивали косы, потом скрипели и грохотали телеги. Крапивин предупреждал, что в Еранском сенокос и днем застать кого-нибудь в деревне трудно. Я надеялся на деревенских ребятишек. Курганы в Еранском были известны, наверняка о них ходили легенды и сказки, и обязательно кто-нибудь из пацанов пробовал копать.
Однако первое, что мне бросилось в глаза и поразило, – на единственной деревенской улице не было детей.
В высыхающей луже, в черной грязи лежала осоловелая от утреннего жара свинья, в тени щербатых плетней валялись собаки, а вдали, у крайних домов, бродила старая костлявая лошадь. Дома стояли прочно, под обомшелыми крышами из дранья, аккуратные, одинаковой постройки, с темными от времени стенами со старой резьбой наличников. Палисадников не было, возле некоторых изб стояли кедры и тополя-белолистки. Маленькие узкие окна были так высоко, что с улицы не заглянешь.
Овалов же в 1921 году писал, что семьи жителей Еранского чрезмерно многочисленны и в некоторых есть по двенадцать детей.
Я шел серединой улицы, оглядывался на тесовые калитки дворов, но деревня стояла как заброшенная. Не видно было и взрослых, хотя бы старух. Обычно в других деревнях, завидев чужого, любопытные выходили из домов, здоровались и провожали взглядами прохожих, бывало, и останавливали, спрашивая, кто мы, откуда приехали и к кому. Узнав, что мы археологи и что в окрестностях деревни будут раскопки, зачастую звали к себе, показывали вещи, найденные на огородах и в речных обрывах, пичкали бесконечными рассказами о загадочных местах в тайге либо о гигантских человеческих черепах, кем-то когда-то выкопанных. Случалось, что самые интересные находка делались именно в этот первый день, в день знакомства с местным населением.
Председатель сельсовета Крапивин, отправляя нас в Еранское, советовал по всем вопросам обращаться к бригадиру лесопитомника Анастасии Прокопьевне. Дескать, она единственная там может чем-то помочь и вообще человек свой. Но спросить, где она живет, было не у кого. Я стал заглядывать в дворы, стучать в калитки, однако никто мне не отвечал. Бродили пестрые куры, гудели пчелы – и ни души! Пройдя всю деревню, я уткнулся в жердяной забор, которым было огорожено огромное поле. За полем начинался сосновый бор, и на его фоне угловато чернела одинокая избушка. И тут меня окликнули. Я узнал бегущего ко мне человека. Фрося была в том же бесформенном мешковатом платье и шапке, только за плечами ее торчал ствол ружья. Она ловко перемахнула через забор и оказалась возле меня.
– Погоди-ка, милый, – тяжело дыша, проговорила Фрося, – кого ищешь-то?
– Людей, – сказал я, – куда народ подевался?
Мне на секунду показалось, что она одна живет в деревне…
– Так на покос все уехали! – улыбнулась Фрося. – А меня туто-ка оставили, кедерку сторожить, заместо пугала… Воронье-то ишь чего делает? – Она махнула рукой в сторону летающих на горизонте птиц. – Раньше орешницы семена выклевывали, а теперь-то и воронье расчухало… Я стрелю – они улетают…