Тайна 'Тускароры'
Шрифт:
– Смотрите вперед, - посоветовал океанолог.
– Я сказал - вздор.
– Ага, - согласился Кошкин.
– Между прочим, я с ним тоже не согласен. Геннадий Розанов, аспирант Лухтанцева, думает, что на станции произошел взрыв. Могли взорваться баллоны с резервным кислородом или еще что.
– Маловероятно.
– Вода, заполнившая входную шахту, некоторое время газировала. Марина говорит, что это было похоже на кипение. Розанов поэтому считает, что само здание станции уцелело. Взрыв произошел внутри и не разрушил
– Откуда же взялась вода в шахте?
– Какая-нибудь трещина могла получиться. Через нее?
– Это тоже вздор, - заметил Волин.
По сторонам шоссе уже мелькали многоэтажные дома, зеленые газоны, яркие пятна цветочных клумб среди мокрого асфальта. Круто свернув в боковую улицу, Кошкин резко затормозил возле большого серого дома.
– Лухтанцев приказал привезти вас сначала сюда, - сказал Кошкин.
– А уж потом в гостиницу. Он ждет вас...
Сопровождаемый Кошкиным, Волин неторопливо прошел в подъезд, у дверей которого висела черная табличка с белой надписью: "Петропавловский филиал Всесоюзного института океанологии".
Однако директора филиала профессора Лухтанцева в этот ранний час в институте не оказалось.
– Работал всю ночь, а недавно поехал домой, побриться и позавтракать, объяснила заспанная секретарша.
– Просил позвонить, как вы приедете. Я сейчас сообщу ему. Проходите в кабинет.
Волин кивком головы пригласил Кошкина следовать за ним. Они сели на широкий кожаный диван, закурили.
– Значит, давление воды, взрыв, что еще?
– спросил Волин, испытующе поглядывая на Кошкина.
Кошкин поправил съехавший на бок галстук, старательно пригладил взлохмаченные волосы.
– Еще подводное извержение; оползень подводного склона, помните, там в одном месте подводный склон был очень крутой. В обкоме считают, что авария произошла в шахте. Вода через шахту проникла на станцию.
– Интересно, а что вы думаете? Убежден, что у вас есть своя гипотеза.
– Может быть, - скромно ответил Кошкин.
– Тогда выкладывайте.
– У меня их три, Роберт Юрьевич.
– Это уже плохо. Одна гипотеза - хорошо, две - терпимо, но три - никуда не годится.
– Я ведь последний, кто возвратился со станции...
– Не знал. Впрочем, даже это не дает права на три гипотезы сразу. Когда вы последний раз были на станции?
– Ровно за сутки до... аварии. Я возвратился наверх в пятницу и сразу улетел в Петропавловск. А в субботу вечером оборвалась радиосвязь. Сегодня вторник. Я был внизу трое суток назад.
– Когда в шахте появилась вода?
– Этого точно никто не знает. Мы прилетели на Симушир в воскресенье, шахта уже была заполнена водой.
– А работники наземной базы?
– Они обнаружили воду в воскресенье рано утром. Ночью никто к шахте не подходил. Сначала думали, что наступил простой перерыв в радиосвязи. Ведь ни один вид сигнализации
– Вот это самое загадочное, - заметил Волин.
– Поднимаясь вверх по шахте, вода не могла не выбить все пять аварийных перегородок. Сигнализация должна была сработать.
– Сигналов не было: ни снизу, ни из шахты. Совершенно точно! Поэтому Лухтанцев...
– Это я уже слышал. Скажите, после вашего возвращения снизу кто-нибудь проходил по шахте?
– Проходил. Когда я улетал с Симушира, готовился к спуску Северинов. Он благополучно прибыл на станцию.
– Северинов, кажется, студент?
– Он приехал на дипломную практику. Такой замечательный парень, Роберт Юрьевич. Боксер! Его мне особенно жалко... Какую его мать телеграмму Лухтанцеву прислала! Убийцей называет и еще как-то. Странное такое слово... эх, забыл... Между прочим, это Северинов первым заметил гигантского кракена. Представляете, Роберт Юрьевич, тридцать девять метров длиной.
– Так уж - тридцать девять!
– Они хорошо рассмотрели! Кракен потом несколько раз появлялся возле станции. Даже сломал павильон с приборами для донных наблюдений.
– Вот как. Не знал...
– Все это получилось перед самой аварией. А уж потом было не до кракена.
– Скажите, Алексей... простите, запамятовал отчество.
– Павлиныч, - подсказал Кошкин.
– Скажите, Алексей Павлинович, а вы сами не видели этого спрута?
Кошкин заморгал виновато:
– Вот чего не видел, того не видел. Последний раз битых три часа просидел вместе с Савченко в угловой башне. Знаете, в той, с большим прозрачным куполом. Но так ничего и не видел. То есть рыб разных было до лиха, угрей пятиметровых видели, а кракен не появился.
– Не повезло вам, Алексей Павлинович... Однако вернемся к вашим гипотезам. Кажется, их три?
– Первая - кракен, Роберт Юрьевич. Он виновник аварии.
– Что же он мог сотворить?
– Все что угодно! Савченко рассказывал, что это чертовски умные бестии. Кракен не зря несколько дней плавал вокруг станции; он разнюхивал слабое место. Потом раз - и готово...
– Так... А вторая... гипотеза?
– Кашалот, Роберт Юрьевич! Кашалот охотился за этим кракеном, напал на него. Во время драки они повредили шахту.
– Простите, что повредили?
– Шахту, которая ведет к станции.
– Неплохо придумано. Остается еще третья гипотеза.
– Третья наиболее неясная и туманная для меня самого, Роберт Юрьевич, сказал Кошкин, наклоняясь к самому уху Волина и почему-то снижая голос до шепота.
– Я еще не продумал до конца, но вам скажу... Там мог оказаться еще кое-кто... Они могли прилететь с Венеры... Савченко рассказывал о следах... Понимаете, во время рекогносцировочного маршрута он наблюдал совершенно удивительные следы на дне...