Тайна Воланда
Шрифт:
На первый взгляд, шутка кажется простой: космонавты готовятся лететь к планете, названной именем богини любви. Но истинный смысл этого намека поймет лишь тот, кто читал «Химическую женитьбу Христиана Розенкрейца» — сказку о человеке, приглашенном в королевский дворец. Король и королева умирают, а герой вместе с другими гостями проходит несколько странных испытаний — явно иносказательных — и становится свидетелем воскрешения королевской четы. В этой алхимической инструкции есть правило: тот, кто пройдет мимо швейцара, охраняющего спящую Венеру и взглянет на нее, сам становится швейцаром. И получает знак розенкрейцеровского посвящения — Золотое Руно… Булгаков весело воспроизвел эту церемонию: Николай Иванович взглянул на обнаженных женщин и был немедленно оседлан. А что он кричит в полете? «Венера!» Иван тоже видит «Венеру» — голую гражданку в ванной, — затем он крадет венчальную свечу («Химическая женитьба»!) и проходит мимо швейцара
Розенкрейцеровская символика заметна и в сказке Л.Лаги-на. Волька объясняет Хоттабычу значение слова «экзамен»: «Это то же самое, что испытания. Я опаздываю в школу на испытания». Затем ученик проходит мимо школьного швейцара (в советских школах такой должности никогда не было!) и рассказывает про страну, находящуюся «почти на самом краю земного диска».
Первая глава «Гиперболоида инженера Гарина», целиком посвящена очень важной фигуре: «Это был верховный швейцар, духовный заместитель акционерного общества, эксплуатирующего гостиницу…». А.Толстой воспроизводит и финал «Химической женитьбы…»: Гарин встречает Зою Монроз (роза — цветок Венеры и ее символ), затем он сменяет старого «швейцара» — химического короля Роллинга — и распоряжается от его имени. Зоя — «королева», как и Маргарита. Подобно булгаковским героям, Гарин и Зоя «заслужили покой» — «получили, наконец, полное, совершенное одиночество».
Перечитайте первую главу «Страны багровых туч». Действие происходит в комитете межпланетных сообщений, а глава начинается так: «Секретарь поднял на Быкова единственный глаз». Памятливый читатель усмехнется: никто иной как Бендер говорил одноглазому секретарю васюкинской шахсекции о «способах междупланетного сообщения» и о том, что «сообщение с Венерой сделается таким же легким, как переезд из Рыбинска в Ярославль»!
Но самый откровенный намек скрывается в "Золотом теленке: «На любом пляже мира можно встретить одного такого человека. Кто он такой, почему пришел сюда, почему лежит в полном обмундировании — ничего не известно. Но такие люди есть, по одному на каждый пляж. Может быть это члены какой-нибудь тайной лиги дураков или остатки некогда могучего ордена розенкрейцеров…».
Мы уже отмечали, что наряду с Гладковым и Сейфуллиной арбатовские девицы читают Элизу Ожешко — польскую писательницу конца XIX века. Самый известный ее роман называется «Аргонавты», — знак, указывающий на поиски золотого руна. Но именно с этим знаком герой возвращается в СССР: «Разжав руку, Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу, завиток чьих-то твердых черных волос и чудом сохранившийся в битве орден Золотого Руна».
5. «ВЕЛИКОЕ ДЕЛАНИЕ»
Многие исследователи считают, что первые манифесты розенкрейцеров написал Иоганн Валентин Андреа — немецкий пастор, признавшийся в авторстве «Химической женитьбы…». Его жизнь была изучена вдоль и поперек: ничего интересного! Но в книге Мэнли П. Холла «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии» мы обнаружили любопытный абзац:
"Это долго и много обсуждавшийся вопрос — а не использовал ли сэр Френсис Бэкон имя Андреа как псевдоним — с разрешения самого Андреа? Кстати, по этому поводу есть две чрезвычайно важные ссылки, встречающиеся к этакому замечательному попурри, «Анатомии Меланхолии». Этот том впервые был напечатан в 1621 году, и вышел он из-под пера Демокрита Младшего, которым впоследствии оказался Роберт Бертон. Его подозревают в близком знакомстве с сэром Френсисом Бэконом. Одна ссылка лукаво предполагает, что в год публикации «Анатомии Меланхолии» основатель Братства R.C. был все еще жив. Это утверждение избегло внимания исследователей розенкрейцерства.
В той же работе появилась небольшая сноска огромной важности. Она просто содержит слова: «Йог. Валент. Андреа, лорд Веруламский». Одна эта строчка определенно соотносит Иоганна Валентина Андреа с сэром Френсисом Бэконом, который и был лордом Веруламским, и как раз эта запись говорит о том, что оба этих человека были одним и тем же лицом".
Мэнли П. Холл посвятил целую главу алхимическим криптограммам. Он писал: «Священная наука нуждалась в священном языке». Эта нужда была вполне объяснима: в средневековой Европе вовсю полыхали костры Святой Инквизиции. Даже много позднее, когда нравы смягчились, необходимость в шифрах сохранилась. Арго, симпатические чернила, особые шрифты, нарушение нумерации страниц, путаница с датами, абсурдные слова и целые темные абзацы, виньетки, тайные алфавиты и столбцы цифр, секретный язык архитектурных пропорций, особые символы, притчи и аллегории — таков был далеко не полный арсенал сокрытия опасных мыслей. Алхимия, к примеру , называлась «Великим Деланием» (другой перевод — «Великая Работа»), а ее цель обозначалась целой дюжиной слов и символов — «Философский Камень», «Магистериум», «Красный Лев», «Божественное Дитя», знак спирали… Себя алхимики именовали «артистами», «знатоками Искусства», «работниками Тайного Пламени» или просто «садовниками». (В «Золотой цепи» дворец расположен на мысе Гарднера: в переводе с английского — «садовник»). Но те, кто получил «Философский Камень», называли себя «Птицами».
Легендарный алхимик Филалет прямо предупреждал: «Я так исказил философские истины в этой книге, что если только не воспринимать метафорически все изложенное мною, читатель не поймет ничего и лишь напрасно потратит свои деньги».
Один из героев ефремовского «Лезвия бритвы» — итальянец Андреа. Очевидно, этот персонаж следует «воспринимать метафорически», — тем более, что во второй главе романа не очень кстати упомянут фараон Эхнатон — легендарный прародитель розенкрейцерства.
Вернемся к Ильфу и Петрову: Корейко — человек с «ветчинным рылом» — прячет свой чемоданчик в камере хранения Восточного вокзала, а заветный миллион Бендер получает от него на Восточной магистрали. Восточный вокзал столицы — Казанский. Какие же сокровища хранились в казанском «чемоданчике»? Об этом могут рассказать детали, кажущиеся несущественными: в первом романе — общежитие студентов-химиков имени Бертольда Шварца (он был монахом и знаменитым алхимиком), во втором — артель химпродуктов «Реванш». Нельзя не вспомнить и знаменитый алхимический трактат Гельвеция «Vitulus Aurelus» — «Золотой Теленок». А кто направляет Бендера к цели? Его возлюбленная, — девушка, которую он встретил на лекции по химическому оружию! Вот еще одно совпадение: в начале «Двенадцати стульев» делопроизводитель Воробьянинов («Великое Делание») регистрирует брак («Химическая женитьба»), а почти в конце герои смотрят гоголевскую «Женитьбу».
Про грибоедовского метрдотеля Арчибальда Арчибальдо-вича сказано, что в прошлой жизни он имел отношение к флоту — командовал пиратским бригом в Караибском море. Булгаков неспроста использует это архаичное название: «кара» по-татарски — «черный» (ср.: Карадаг). Не видится ли здесь намек на Бартини — бывшего военинженера Черноморского флота?
«Говорили, говорили мистики, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоясан широким кожаным поясом, из-за которого торчали рукоятки пистолетов, а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой». Немало тайн скрывается в этих строчках. «Алый шелк», «вороново крыло», «адамова голова», гроб и черное покрывало («под черным гробовым флагом») — известные алхимические символы, обозначающие стадии процесса трансмутации.
К этим знакам мы еще вернемся, а пока заметим, что метрдотель — то же самое, что управдом, но происходит от слова «мэтр» — учитель, наставник, профессор. (Мэтром дважды называют профессора Воланда). Может быть, Булгаков имеет в виду годы перед отставкой Роберто Бартини — «время, когда красавец не носил фрака»?
«По лестнице поднимался вверх бегом одинокий фрачник. — Граф Роберт, — шепнул Маргарите Коровьев…». Первый гость на балу Воланда («черноволосый красавец» и «недурной алхимик») неявно ассоциируется с метрдотелем. Второй — «одинокий фрачник» граф Роберт, а последний — «одинокий гость» барон Майгель. Сходство гостей с Воландом тоже несомненно : в Варьете на маге был «фрак дивного покроя». Булгаков подсказывает: «Все их имена спутались в голове, лица слепились…». «Слепим» имена и лица: барон Роберто Бартини — наставник, маг и… алхимик?! Это объясняет странные слова Воланда: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?»
6. «У МЕНЯ СЛИШКОМ БОЛЬШОЕ СЕРДЦЕ»
Принято считать, что цель «Великой Работы» — превращение неблагородных металлов в золото. Одни алхимики тратили десятилетия на проверку самых причудливых рецептов, другие без конца повторяли один и тот же опыт, вычитанный в древних трактатах, — абсолютно бессмысленный с точки зрения современной науки. Но некоторые тексты утверждают, что главное превращение происходит с самим алхимиком. Подвижничество в работе с веществом вознаграждается появлением магических способностей, а трансмутация металлов — всего лишь проверка подлинности награды. Тест.