Тайна ворона
Шрифт:
– Садов…
– Садоводстве. О работе в саду. Ну, землю копать – так понятнее?
– А-а, как садовник.
– Да, что-то такое.
Сихо щелкнула пальцами и засмеялась.
– А раз сада нет, я могу лишь поставить на балконе горшок с каким-нибудь растением. Мое сокровище – камелия, которую я выпросила у бабушки в подарок, когда поступила в среднюю школу. У камелии такие красивые алые цветы! Мне хотелось поставить ветки в вазу и любоваться ими вечно, но для комнаты деревце было слишком велико, да и цвело раз в год, но
Надзукихико представил себе прозрачную воду в глиняном горшке и свежий цветок камелии внутри. Да, наверное, это было очень красиво.
– Я понимаю, растения не могут сочувствовать мне, но каждый раз, подбирая с земли цветок, я думала: «Какие они добрые!»
Она ласково посмотрела на молчавшего Ямагами.
– А ведь есть люди, которые считают, что целые цветки осыпаются не к добру. И все равно мне нравится их чистота, поэтому камелия для меня – особое, мое самое любимое растение.
Она вдруг посерьезнела.
– Я просто хотела сказать, что твоя жизнь напоминает эти цветы.
Посмотрев в глаза Ямагами, девушка искренне сказала:
– Одни верят, что камелия опадает к несчастью, зато другим кажется, что это прекрасно. Люди не такие простые создания, чтобы можно было одним словом описать всех разом.
Ямагами внимательно слушал Сихо.
– В общем, запомни как следует: я тебя противным не считаю. – И она улыбнулась ему. – Не будь подлым, живи гордо. Ты такой же красивый, как мои любимые цветы, на самом деле ты добрый сын, которым я горжусь.
С тех пор Сихо стала называть ребенка Цубаки, то есть «камелия».
Когда Цубаки подрос, Сихо, как и обещала, заставила его помогать себе на кухне.
– Допустим, я тебе уступил и стал есть. Но почему я должен, как служанка, сам готовить?!
– Цубаки, ты сейчас одним словом настроил против себя всех домохозяек мира!
Глядя на возмущенного мальчика, Сихо сунула ему в руки нож.
– Я стараюсь, хочу с любовью приготовить сыну обед, а он смотрит на меня как на служанку?
– Вот и готовь! А я почему должен?
– Потому что мы с моей мамой так делали.
С лица Ямагами вдруг исчезли все эмоции.
– А что твоя мама делает сейчас?
– Они с папой умерли, когда мне было десять лет. Они всегда ездили осторожно, но им не повезло, погибли в аварии. И с тех пор мы с бабушкой стряпали по очереди. Сейчас мне кажется, что мама готовила лучше всех на свете. А я помогала ей и училась у нее. Всегда думала, что если у меня будет дочка, то я тоже буду ее так учить.
– А я мужчина.
– В наше время мужчине тоже нужно уметь накормить себя. Хватит ворчать, помогай.
Так и не выяснив, почему у него в руках оказался нож, Ямагами неуверенно начал кромсать морковь. Сихо действовала ловко, но и ее ножик застрял в тыкве, которую она пыталась разрезать.
– Ой, никак.
– Дайте-ка, – протянул руку Надзукихико, не в силах на это смотреть.
Он забрал у девушки нож, разрубил тыкву на две части, потом тем же ножом вычистил внутренности и семечки и поделил на ровные куски.
– Прошу. – Обернувшись, он протянул ей нож рукояткой вперед, но Сихо только разинула рот.
– Ничего себе! Так ты умеешь готовить?
– Я некоторое время жил в мире людей. Тэнгу заставляли меня работать на кухне.
– Вот это здорово! Обожаю мужчин, которые занимаются домом, – закивала девушка, а Ямагами, продолжая сжимать нож, смотрел на нее со странным выражением лица.
С тех пор как Сихо вернулась, Ямагами перестал поносить ятагарасу грязными словами. Мало того, Надзукихико все чаще замечал, что тот смущенно отворачивается при встрече с ним, и вообще, их отношения слегка изменились.
Благодаря девушке они часто виделись, хотя напрямую не общались друг с другом. Создавалось ощущение, будто оба ждут возможности как-то выбраться из этого положения – однако перед примирением нужно было сделать еще кое-что.
– Госпожа Сихо, у меня к вам просьба, – проговорил Надзукихико, вручая ей вещи, которые тэнгу по ее просьбе принесли из мира людей.
– Какая? Сделаю все, что в моих силах, ты ведь всегда так мне помогаешь! – улыбнулась девушка, и он решился.
– Один из моих товарищей, пострадавших от гнева Ямагами, сейчас находится между жизнью и смертью.
Улыбка медленно сползла с лица Сихо.
– Я знала, что кто-то спасся… Неужели он все еще настолько плох? – прошептала она, и Надзукихико кивнул.
– Хуже ему не становится, однако сказать наперед ничего нельзя. Это проклятие разъедает его тело, и, хотя пока недуг не усиливается, он все еще действует, а больной не выздоравливает. Как мы и предполагали, никакое лечение тоже не работает.
Сихо замолчала и слабо покачала головой.
– Прости. Я и не знала об этом…
– Что вы, благодаря вам на священной земле стало лучше, даже не сомневайтесь! Я не жду от вас извинений, лишь хочу, чтобы Ямагами вылечил моего друга.
Сихо захлопала глазами.
– Вылечить? Ты хочешь заставить Цубаки выхаживать его?
– Это не простые раны. Я собирался сам обратиться к Ямагами, но могу я попросить, чтобы сначала с ним поговорили вы?
В отличие от ран подчиненного, ожог Надзукихико заживал, когда он возвращался в священные земли. И он решился попробовать: если все дело в присутствии божества, то раны больного товарища тоже затянутся рядом с Ямагами. Божество изувечило их, и оно же способно спасти им жизни. И если Ямагами под силу излечить человека, Надзукихико хотел попросить его помощи, чего бы это ни стоило. Даже если хозяин ужасно разозлится.