Шрифт:
Когда мой друг Шерлок Холмс растянул лодыжку, судьба сыграла с ним злую шутку. И не одну. Уже через несколько часов после этого досадного происшествия он столкнулся с проблемой, которая потребовала, чтобы он немедленно нанес визит в заведение, пользующееся дурной репутацией и тем не менее весьма посещаемое.
Моему другу просто не повезло. Человек по натуре азартный, он согласился на импровизированный боксерский матч с Рейтером по прозвищу Забияка, известным профессионалом в среднем весе. Встреча состоялась в старом спортивном клубе «Крибб» на Пэнтон-стрит. И к изумлению
Пробив защиту Забияки и успешно увернувшись от его правой руки, Холмс сделал свое дело и уже выходил из спарринг-салона, как вдруг поскользнулся на ступеньке плохо освещенной и шаткой лестницы. (Надеюсь, что после этого почетный секретарь клуба отремонтировал ее.)
Известие об этом происшествии застигло меня в тот момент, когда мы с женой заканчивали обед. Погода стояла омерзительная, на улице холод и ветер, к тому же лило как из ведра. И хотя дневника в данный момент под рукой у меня нет, думаю, это произошло на первой неделе марта в 1890 году. Прочитав телеграмму от миссис Хадсон, я ахнул и тут же показал ее жене.
— Ты должен ехать немедленно и присмотреть за мистером Шерлоком Холмсом день или два, — сказала она. — А на вызовах тебя заменит Анструтер.
Жили мы в то время в районе Паддингтона, а потому долго добираться до Бейкер-стрит мне не пришлось. Холмс, как я и предполагал, полулежал на диване в пурпурно-красном халате; нога с забинтованной лодыжкой покоилась на горе подушек. По левую руку от него стоял на маленьком столике микроскоп. По правую руку беспорядочно валялся на диване ворох газет.
Несмотря на усталое и скучающее выражение его лица, я сразу же понял, что неприятность с ногой ничуть не умерила пылкости его нрава. В телеграмме от миссис Хадсон упоминалось лишь о падении с нескольких ступенек, а потому я потребовал от него более подробных объяснений, чтобы лучше представить себе картину случившегося.
— Я так гордился собой, Уотсон, — с горечью произнес он. — Витал в облаках, вот и оступился. Дурак, вот и все!
— Ну, повод для гордости у вас все же был. Забияка — сложный противник.
— Напротив. По-моему, его сильно переоценили, к тому же он был под мухой. Однако, Уотсон, вы, кажется, несколько озабочены и своим здоровьем.
— Господи, Холмс! Да, верно, я опасаюсь простуды. Но пока ни малейших признаков ее нет. Удивительно, как это вы догадались?
— Удивительно? Но это же элементарно, Уотсон! Вы измеряли свой пульс. Под указательным пальцем правой руки виден еле заметный след нитрата серебра, пятнышко этого вещества есть на левом запястье. И чем это, черт возьми, вы теперь занимаетесь?
Невзирая на возражения Холмса, я осмотрел и заново перевязал его распухшую лодыжку.
— А знаете, мой дорогой друг, — весело заметил я, твердо вознамерившись поднять настроение своему пациенту, — в известном смысле мне даже доставляет удовольствие видеть вас временно обездвиженным. — Холмс странно взглянул на меня, но промолчал. — Да, — продолжил я подшучивать над ним, — мы должны умерить
— Так и есть. Если бы искусство расследования ограничивалось чисто логическими рассуждениями, которые можно вести не вставая с кресла, мой брат, несомненно, стал бы величайшим сыщиком всех времен и народов.
— Позволю себе усомниться в этом. А теперь слушайте! Если уж вы прикованы к дивану, почему бы вам не продемонстрировать свое превосходство в расследовании какого-нибудь дела?
— Дела? Но у меня нет никакого дела!
— Не падайте духом. Оно непременно появится.
— Колонка происшествий в «Таймс», — он кивком указал на груду газет, — совершенно бесцветная. Не утешают даже подвижки в исследованиях каких-то новых болезнетворных бактерий. И вот еще что, Уотсон. Если бы передо мной встал выбор: ваши утешения или ее величество Работа, я предпочел бы последнее.
Холмс тут же умолк. Явилась миссис Хадсон и подала ему доставленное посыльным письмо. Я не предполагал, что мои предсказания сбудутся так скоро, однако не без удовлетворения отметил, что на бумаге красовался герб и что стоит такая бумага как минимум полкроны за пачку. Однако меня ждало разочарование. Холмс пробежал письмо глазами и презрительно фыркнул.
— Ваши утешения не помогли! — сказал он и быстро нацарапал на клочке бумаги ответ, попросив миссис Хадсон передать его посыльному. — Какая-то совершенно безграмотная записка от сэра Джервейза Дарлингтона: он просит аудиенции на завтра, в одиннадцать утра. И ответа будет ждать в клубе «Геркулес».
— Дарлингтон! — воскликнул я. — Как будто вы упоминали это имя прежде?
— Верно, но только тогда речь шла о Дарлингтоне, торговце предметами искусства, в связи с делом о подмене фальшивого рисунка Леонардо на настоящий, что вызвало такой скандал в галереях Гросвенор. Сэр Джервейз — это совсем другой, более экзальтированный Дарлингтон, хотя и в разных скандалах замешан не меньше.
— Кто же он?
— Сэр Джервейз Дарлингтон — наглый и самоуверенный тип, обманом присвоивший себе титул баронета и питающий пристрастие к кулачным боям и распутным дамочкам. Дутая фигура, впрочем, таких типов было полно еще во времена наших дедов. — Холмс умолк, и лицо его приняло задумчивое выражение. — А в данный момент ему не помешало бы соблюдать осторожность.
— Вы меня заинтриговали. Почему?
— Сам я скачками не увлекаюсь. Но помню, что на дерби в прошлом году сэр Джервейз выиграл целое состояние. Ходили упорные слухи, будто это удалось ему с помощью подкупа и получения секретной информации. Будьте добры, Уотсон, уберите куда-нибудь этот микроскоп.
Я повиновался. И на маленьком столике подле дивана остался лишь листок дорогой бумаги с гербом. Из кармана халата Холмс извлек старинную золотую табакерку с вмонтированным в крышку огромным аметистом, подарок короля Богемии.