Тайна высокого дома
Шрифт:
На другой день Борис Иванович чуть свет выехал из Завидова. Когда он проезжал мимо высокого дома, сердце его радостно забилось. Еще вчера, в это же время, он считал Таню потерянною для себя навсегда, а сегодня…
Надежда и даже твердная надежда снова внедрилась в его любящее сердце.
Подъезжая к поселку, Борис Иванович увидел поджидающего его нищего Ивана.
Он приказал ямщику остановиться и вышел.
— Проезжай в поселок и пристань где-нибудь на часок-другой, — сказал нищий ямщику, — но скажи
— У Кузьмы, дедушка, у рыжего… — отвечал ямщик.
— Хорошо, знаю.
Ямщик ударил по лошадям и поехал по улице поселка. Сабиров и нищий остались вдвоем.
— Пойдемте! — сказал нищий и повел Бориса Ивановича по напрвалению к кладбищу.
Несколько минут они шли молча.
— Призовите на память воспоминания вашего детства… Не припомните ли вы этого места? — сказал старик.
— Это кладбище… Я припоминаю… Я был тут зимой… была вьюга… — задыхаясь от волнения, шептал Сабиров, следуя за стариком.
Он взял несколько в сторону, и среди зеленой муравы Сабирову бросился в глаза большой почерневший от времени деревянный крест.
— Крест, — прошептал Борис Иванович… — Я тоже смутно помню этот крест…
Он вопросительно посмотрел на нищего, в молитвенной позе остановившегося у этого креста.
— Двадцать пять лет тому назад, невдалеке отсюда, на дороге был убит молодой человек, приезжий, ему было 23 года, он был высок и красив, как вы, и его звали, как и вас, Борис…
Сабиров схватил нищего за руку.
— Дальше, дальше… — простонал он.
— Молодой человек, поклонитесь этому кресту. Он стоит над могилой вашего отца.
Борис Иванович опустился на колени и, истово перекрестившись, сделал три земные поклона. Затем он встал и сказал:
— Я припоминаю, я припоминаю…
Он провел рукой по лбу.
— В зимнюю ночь… перед этим крестом я стоял на коленях… с моею матерью…
Глаза нищего заблестели.
— Подождите, подождите… — продолжал Сабиров. — Мать выучила меня тогда одной молитве.
Он снова упал на колени, возведя глаза к небу и несколько минут молчал, как бы припоминая, что было видно по складкам его лба.
— Боже милосердный, упокой душу отца моего в царствии Твоем, прости тому, кто меня сделал сиротою, пошли утешение тому, кто за него несет наказание, смилостився над моей матерью и охрани от бед меня, дитя несчастья…
— Это лучшее доказательство, которое только можно добыть… — тихо проговорил старик. — Теперь нет ни малейшего сомнения.
Борис Иванович продолжал стоять на коленях и повторять молитву, которой его выучила его мать двадцать лет тому назад.
— Пойдемте! — сказал нищий.
— Побудем здесь… здесь так хорошо, — заметил Сабиров, вставая с колен.
Они сели у подножия креста.
— Ты знал моего отца? — спросил Борис Иванович.
— Да.
— Хорошо?
— Нет! Я видел
Сабиров закрыл лицо руками.
— В минуту его смерти!.. И он говорил с тобой?
— Да!
— Скажи же мне, что он сказал тебе, скажи мне…
— Это было уже так давно, что я позабыл…
— Ты не забыл, такие вещи не забываются… Ты просто не хочешь сказать мне… — грустно заметил Борис Иванович.
— Может быть… Но если и так, то не просите меня говорить вам то, на что я не имею права. Поверьте, что у меня на это есть свои причины… Впоследствии вы узнаете вещи, которые мне самому теперь непонятны…
— Откуда же я могу что-нибудь узнать, когда ты, вероятно, единственный свидетель далекого прошлого, не хочешь ничего сказать мне…
— Есть шкатулка, которая принадлежала вашему отцу… Что в ней содержится, я не знаю… Может быть, в ней находятся бумаги, которые дадут вам ключ к разгадке, кто был ваш отец… Я знаю лишь одно: его звали Борис Петрович Ильяшевич.
— Где же эта шкатулка? Ты знаешь?
— Да!.. Она спрятана под развалинами одной избы.
— Далеко отсюда?
— В поселке, который мы миновали.
— И ты отдашь ее мне сейчас?..
— Нет, я привезу ее вам на днях в Завидово…
Сабиров опустил голову и задумался. Наступило молчание.
— Я хочу и боюсь сделать тебе еще один вопрос, — прервал его Борис Иванович.
— Спрашивайте… Я, быть может, смогу вам на него ответить.
— Ты хорошо знал мою мать?
— Я знал ее, когда ей было с небольшим двадцать лет… Она была очень красива… и очень добра… так добра, как барышня Татьяна Петровна.
— Похож я на нее или на отца?
— У вас ее глаза, а цвет волос отцовский — он был белокурый.
Они встали и пошли снова по направлению к поселку.
— Поговорим еще о моем отце… — начал Сабиров.
— Поговорим.
— Ты говоришь, он был нездешний?
— Да, он был приезжий, как и вы, из России.
Снова воцарилось молчание.
— Я все думаю о молитве, которой выучила меня мать и которую я припомнил на могиле моего отца… Мне не ясен весь ее смысл… «Прости тому, кто сделал меня сиротою, пошли утешение тому, кто за него несет наказание…» Что это значит? Я не понимаю.
«А я так очень понимаю!» — подумал старик, но сказал вслух:
— Может быть, вы не хорошо помните слова.
— Может быть… — повторил Сабиров. — однако, я теперь понял смысл твоих слов там, в саду, в К., год тому назад, что эта страна опасна для молодых людей, которые приходят сюда искать свою счастливую звезду… Ты, вероятно, думал тогда о моем отце?
— Разве я это говорил?
— Да.
— Не принимайте этих моих слов всерьез… Мало ли что сбрехнешь не подумав.
— Его убили… Значит, у него были здесь враги.