Тайна задернутого портрета
Шрифт:
— Предчувствие, Констанция! Не забивай себе голову такими глупостями.
— Если бы я не любила тебя, Сидней, стала бы я сейчас тревожиться?
— Это всё суеверие, дорогая. Я уеду — и тревога пройдёт.
Констанция нежно, с тоской посмотрела на него: час разлуки приближался, и она зарыдала.
— И много с тобой будет народу? — спросила она, превозмогая слёзы.
— В каюте не очень, — беззаботно бросил он.
— А ты знаешь кого-нибудь?
— Да, там будет двое наших ребят из штаба.
— И женщины на пароходе будут? — помедлив, спросила она.
— Не знаю, Конни, дорогая. Какое мне до них дело?
— Я случайно слышала, что с вами едет мисс Дэшвуд.
— Ну, может быть, и едет,
Она вздрогнула: поговаривали о связи мужа с этой записной кокеткой, но Констанция не заметила, как он покраснел; Сидней отвернулся, зажигая сигару. Итак, четыре, а то и шесть месяцев они с этой женщиной пробудут в море вдвоём.
Констанция слишком хорошо знала раздражительный нрав мужа и больше к этому разговору не возвращалась. Кроме того, она не желала, чтобы ревность отравила последние часы, которые им осталось провести вместе. Воцарилась тишина. Сидней стоял с угрюмым видом, прислонившись к камину и покручивая ус; а на лице его блуждало какое-то странное выражение. Тонкие пальчики Констанции коснулись его руки, и она прошептала:
— Сидней, милый, пожалуйста, прости, если я была сегодня скучной, грустной и такой… мрачной…
— Конечно, малютка, прощаю.
— Сидней, ведь ради тебя я готова умереть!
— Ну, будет, Конни, ты же знаешь, я не терплю сцен, — сказал он, игриво целуя её прекрасно-печальное личико; и бедняжке пришлось довольствоваться столь банальным выражением нежности.
Наступило утро, которого так боялась Констанция, настала минута расставания.
Чтобы заглушить шум отъезжающего экипажа, Констанция зарылась головой в подушки, разметав пышные тёмные волосы. Прошло несколько недель болезни и полнейшего одиночества. Констанция горела желанием вернуть себе здоровье и силы, чтобы, наконец, последовать за своим мужем через моря и океаны и вновь увидеть его. Но здоровье и силы вернулись, увы, весьма нескоро.
Она надеялась, что Сидней напишет ей перед отъеяг дом из Саутгемптона — одной строчки хватило бы, чтобы успокоить её страждущее сердце; но он не написал ни слова, и Констанция решила, что у него не оказалось времени. А между тем, корабль целых три дня простоял в порту после того, как офицеры и солдаты поднялись на борт. Сидней обещал переслать письмо с первой оказией, и одно такое письмо, написанное на Асунсьоне, она действительно получила; но его холодный и беззаботный тон больно ранил чувствительную Констанцию; пара же ласковых слов, вписанных в него, явно звучала неискренне и фальшиво.
— Он пишет мне так — прошептала Констанция, прижав к груди руку и чувствуя, как бешено колотится сердце. — А рядом с ним, быть может, эта женщина!
Она посмотрела на карту и увидела, как далеко-далеко в безбрежном океане затерян этот крошечный островок. Долгие месяцы прошли с той поры, как он побывал там; она знала, что теперь он должен быть уже в Индии, и надеялась, что наконец-то письма станут приходить регулярно. Но, увы, её чаяния не оправдались. Письмо, написанное ею в ответ, было длинным, нежным и страстным; она предлагала приехать в Индию, чтобы быть с ним, если он пришлёт денежный перевод. Но от Сиднея не было никаких вестей, и она невыразимо страдала, томясь в ожидании почтальона, а он так и не принёс ей ни одного письма!
И всё же Констанция не переставала писать, умоляя Сиднея ответить ей и уверяя, что по-прежнему любит его.
Мучительно тянулся год целый год показавшийся ей вечностью!
— А если Сидней погиб? — со страхом спрашивала себя Констанция, хотя и знала, что родственники его (те даже не подозревали о её существовании) не носят траура: ведь, случись такая трагедия, они бы непременно ходили в трауре. По наивности, она даже не подумала обратиться в штаб конногвардейского полка, где могла бы многое узнать о своём муже, причём и такое, что она отнюдь не стремилась бы выяснить.
И вновь её мучили мысли о мисс Дэшвуд; в памяти то и дело всплывали сотни неприятных мелочей, приобретая реальные и осязаемые очертания. Но однажды ей случайно попался на глаза номер «Индиа мэйл», и она узнала, что мисс Дэшвуд, её злой гений, вышла замуж за некоего майора Мильтона. Кроме того, сообщалось, что полк Сиднея «находится в настоящее время на марше», но эта фраза представилась ей странной и непонятной.
Деньги кончились, а немногие друзья Констанции были не богаче её самой. Драгоценности — бесценные подарки Сиднея — пришлось продать в первую очередь. Такая же участь постигла мебель её уютного домика, а затем и сам домик с садом прекрасных роз. Пришлось переехать в скромную квартиру на улице победнее. И вскоре Констанция Уоррен поняла, что ей придётся жить, не рассчитывая на помощь мужа. В течение пяти — вообразите! — пяти долгих лет она вела отчаянную борьбу за существование.
Одной даме, отправлявшейся в Индию, «требовалась молодая женщина в качестве гувернантки и спутницы».
В Индию! В Индию! Констанция на коленях молилась, чтобы выбор пал на неё. И молитва её оказалась услышана: из сотни писем дама отобрала три, а из них отдала предпочтение письму Констанции. Констанция умолчала о своём браке, но о нём говорило обручальное кольцо, которого она, храня любовь к Сиднею, никогда не снимала. Пришлось сказать, что она вдова.
Наконец после долгого путешествия она оказалась вдали от Англии, в великолепном доме европейского квартала Калькутты — в настоящем дворце посреди города дворцов, выходящем на эспланаду перед фортом Вильям. Констанция присматривала за болезненной, но славной девочкой, дочерью хозяев.
Где-то через месяц после её приезда хозяева решили навестить своих родственников в Мируте, в городе, где, как знала Констанция, был расквартирован полк Сиднея! В этом совпадении ей почудилась рука судьбы. Как она обрадовалась! Там-то она узнает страшную тайну его судьбы, ибо к этому времени ей удалось выяснить, что его имя в полку не значится. Но сердце подсказывало, что его, возможно, перевели в какой-нибудь другой полк.
«Если он жив, то стоит ли он моей любви?» — спрашивала себя Констанция, но всякий раз отгоняла мрачные мысли. С великой радостью отправилась она в путешествие по Гангу на речных пароходах и лодках до Джехангирабада, откуда им предстояло проехать порядка пятидесяти миль до места назначения в дилижансе.