Тайна замка Кары
Шрифт:
Призраки не посмели продолжать уговоры. Нельзя сбивать друга с пути. Конечно, они загрустили. Удивительно, как много стала для них значить маленькая Рука.
Десятого декабря на башенке у ворот водрузили флагшток. Строительство было завершено.
Замок был великолепен. Мистер Хопгуд попросил разрешения укрепить над ним штандарт Макбаффов, золотого орла на красно-черном поле, и Алекс с радостью согласился. Мебель, которую тоже привезли на «Королеве Анне», подремонтировали и отполировали, а мистер Хопгуд докупил прочих украшений, вроде старинных картин, где боролись самцы оленей, и гобеленов,
«Сирли-и-Роулок» не подвели. В замок прибыли ящики с пауками, тараканами и летучими мышами, а рабочие подставили лестницы и живописно украсили стены птичьим пометом и плесенью.
– Какая красота, Алекс! – восклицала Хелен, у которой голова кружилась от восторга. Мистер Хопгуд вел их через все покои замка. – Как жаль, что ты не можешь остаться и жить тут с нами!
Алекс не мог, и Хелен это понимала. Он остался на бал и обещал провести с ними Рождество, но после этого он должен был вернуться домой. Тетя Джеральдина была в Торки одна-одинешенька, и Алекс хотел встретить с ней Новый год. К тому же он и так пропустил целый семестр в школе. Но сильнее всего его гнала домой тоска по призракам. Последней каплей было отсутствие вестей из Данлун-холла.
За два дня до бала в замок приехали распорядители банкета, цветочницы и охранники. Последние должны были следить, чтобы никто не покушался на сокровища миллионера и просто не забрел без приглашения.
Наконец, по главной улице городка, пестря клетчатыми юбками, прошел оркестр волынщиков Эрренрига, специально выписанный из Шотландии.
Намечался самый роскошный, самый грандиозный в мире бал.
Глава 17
Глубоко под городом, во тьме шахты, Отрубленная Рука пыталась стать Рукой Славы.
Она проделала все известные упражнения: засияла что было сил, затем умерила блеск, чтобы научиться зловеще сверкать голубым огнем; резко выбросила пальцы, будто приказывая: «Замри!» На душе у нее было неспокойно. Что-то шло не так. Там, где столетие стояла тишина, нарушаемая лишь монотонным капаньем воды, точившей плиты, да редким камнем, с плеском падавшим с высоты двух сотен метров в черную воду, затопившую одну из бездонных ям, – там поднялся скрежет и бряцанье.
«С каждым часом, с каждым разом я все ближе, ближе к славе», – вывела Рука прутиком на земле. Она писала эти слова десять раз на дню, надеясь, что самовнушение поможет ей стать Рукой Славы. Но сегодня ее пальцы так дрожали, что она отбросила бесполезный прутик.
Все оттого, что призраки меня покидают, подумала Рука. Вот отчего мне не по себе.
Клац! Снова этот звук! Рука распласталась по земле, чтобы ощутить странный шум всей кожей, всеми косточками.
Сомнений не было. Вновь заработали старые, ржавые вагонетки. Кто-то привел подземную дорогу в действие. Где-то в глубине тоннеля катилась та самая вагонетка, под которой окончил жизненный путь Артур Бретт!
«Я должна собраться с духом, – думала Рука, дрожа и ежась. – Нельзя сдаваться, иначе мне никогда не стать Рукой Славы».
Что же, идти на разведку? Но на пути страшное место, где сходятся три тоннеля: родной,
Рука колебалась, и голубой огонек мерцал нерешительно. Послышались шаги – медленные, тяжелые. Так ступать мог только настоящий громила.
«Надо побежать в зал и рассказать призракам, – подумала Рука. – Беду легче сносить вместе… Но они готовятся уйти, зачем же волновать их перед дорогой? А призраки еще восхищались моим мужеством, – вспоминала несчастная Рука.
– Что они обо мне подумают, если увидят, что я дрожу как осиновый лист?»
И вдруг Руку пронизало страшное потрясение. Она попятилась и чуть не упала. Кровяные сосуды на каждом пальце набухли и застучали от страха, даже отмороженный бугорок закололо ужасом.
В шахту проникло новое зло. Послышались шаги, непохожие на прежние, и с ними прокатилась такая волна злобы и ненависти, что Рука едва смогла устоять.
«Что стряслось?» – недоумевала Рука, борясь с тошнотворным удушьем.
Казалось, силы зла уходят корнями далеко в прошлое… туда, где Рука еще не была отрубленной, где она не ведала забот, бренчала на пианино и почесывала Артура Бретта за ухом. Они были как-то связаны с ужасающим днем, когда вагонетка отрезала ее от хозяина, а Эрик Эриксон совершил тягчайшее в мире преступление – убийство – и остался безнаказанным.
Эриксон… то был Эриксон! Его плоть, его дух, его подлая душа ожили и наполнили пещеры смрадом. Все пропиталось тягучей злобой.
Эриксон здесь, во плоти или в обличье призрака… его шаги ближе и ближе! Эриксон вернулся на место преступления!
Рука схватила прутик, чтобы начертить отчаянный вопль, но пальцы разжались. Костяшки обмякли. Рука повалилась на землю.
Объятая безудержным страхом, Рука упала в обморок.
Наконец наступил знаменательный день, и жители Гранитных Водопадов принялись собираться на бал.
Миссис Франклин, жена мэра, вплела дюжину клетчатых ленточек в кудрявые волосы Лили-Энн, своей самовлюбленной дочурки, которая все крутилась и прихорашивалась перед зеркалом.
– Мам, правда, я буду там самой хорошенькой? – улыбнулась Лили-Энн, и на ее щеках образовались ямочки.
– Конечно, солнышко. Только не забывай, мы должны быть снисходительны к бедняжке Хелен. Не всем повезло родиться такой славной, как ты.
Мистер О'Лири, владелец кегельбана, едва втиснулся в парадные туфли и взвыл от боли. Жена отдавила ему большой палец, уча танцевать «Рил восьми».
И повсюду блестели голые коленки! Колени, которые люди годами не выставляли напоказ, толстые и костлявые, в бородавках и веснушках. В этот вечер все надели килты.
Адольфа Баттерс собиралась на бал вместе со всеми. Она побрызгала волосатые подмышки духами «Пурпурная Хитер» и нацепила клетчатое платье с оборками, став похожей на ветчину «Особая шотландская» в лавке мясника. Медальон со свастикой она повесила поверх платья на плоскую грудь, чтобы Гитлер не пропустил решающего часа.
– Я просто копия прапрадедушки, – самодовольно сказала она своему отражению.