Тайна затонувшего конвоя
Шрифт:
Махан выругался и заявил:
– Белый, что за хрень? Разве мы так договаривались?
– Ты о чем это, Махан? Мы договаривались о том, что будут деньги. Они есть. Чего еще тебе надо? Никто не обещал, что все пойдет как по маслу. Мозгов не хватило твоим людям. Куда они кинулись? Жадность в бой позвала? Ведь велено было не лезть на рожон. Сами виноваты.
– В следующий раз умнее будут, – выдал Карась и глумливо заржал. – Махан, ну что ты как маленький, всякое бывает.
Время поджимало, ссориться не имело смысла, тем более с такой добычей. Махан убежал выводить
Нагловатый Карась как-то приутих, был задумчив, исподлобья косился на Белого. Тому было понятно, что творилось в его голове. Будь он дурнем, перемочил бы всех, свалил с деньгами куда подальше, надежно спрятал бы их, взял немного на первое время. Но дураком Карась не был. Понимал, что не спрячется, и охоту на него объявят не только чужие, но и свои.
Уголовники погрузили мешки в машину, утрамбовали у правого заднего окна. Махан взгромоздился за руль, Карась – на переднее сиденье в качестве пассажира.
Водила из Махана был средний. Но он справлялся с этим делом, не цеплялся за бордюры и мусорные кучи, худо-бедно ориентировался в городских пустошах, въехал в частный сектор недалеко от Цветочной бухты. Здесь сохранилась часть строений, и кое-где обитали люди. Махан завел «эмку» за кустарник, выключил мотор, откинул голову.
– Дал слово – держи, – вкрадчиво произнес с заднего сиденья Белый. – Деньги мы взяли. Все так, как я и обещал. Люди погибли – сами виноваты. И ты, хреновый главарь. Не забывай, что в этих деньгах есть наша доля. Да и в общак надо будет отстегнуть. Ты должен отчитаться перед Сычом? Вези в его гнездо, вместе это сделаем. Отговорки не принимаю, Махан. Вспомни про понятия.
– Добро, Белый. – Махан затрясся в нервном смехе. – Передохнуть-то дай.
– Покурить надо, – прохрипел Карась и выудил из кармана пачку папирос.
В третьем часу ночи машина въехала в темный двор на улице Выборной. Она располагалась недалеко от центра и главной городской набережной. Было слышно, как плещутся волны о причал. Изморось висела в воздухе. Влажность в это время года зашкаливала.
Двор был чистый, с небольшой детской площадкой. Несколько машин стояли вдоль фасада. Добротный двухэтажный дом с тремя подъездами был недавно покрашен. В нем явно обитали не самые последние люди этого города. Хотя и не первые, разумеется.
– Ну и куда ты нас привез, Махан? – проворчал Белый, перехватывая в зеркале взгляд водителя.
– Куда ты просил, туда и привез, – ответил Махан. – Хотел Сыча – сейчас получишь.
– Он в этом доме обитает?
– Ну да. На первом этаже, окна на ту сторону.
– Да подожди ты, Махан. Видно ведь, что тут не просто абы кто живет.
– А мы тебе говорили, что он не блатной.
– Что, и семья у него есть?
– Семьи нет. Волнуешься, Белый? – Махан насторожился. – Что это у тебя на лбу блестит? Не пот ли? Вроде не жарко.
– Кому как, – огрызнулся Белый. – Умеете вы удивить, ребята.
Махан задумался. Разумеется, он спорол глупость. Никого нельзя сюда возить, даже в доску своих, сто раз проверенных. Но он привез. Поди пойми, почему так вышло. Бес какой-то попутал.
– Ну так пошли, – сказал Белый. – Давай прогуляемся. Не нарушим мирный сон советских служащих и членов их семей?
– Сиди, Белый, – заявил Махан. – Сам схожу, перетру с Сычом. Время позднее, он наверняка спит. Ты Карася посторожи, лады? Я скоро. Не удерете отсюда с деньгами-то? – Он хохотнул, стараясь скрыть беспокойство, внезапно охватившее его, и стал выбираться из машины.
– Подожди, Махан, – сказал Белый.
– Чего тебе? – Нога уголовника ступила на землю.
Белый не ответил. Рука с полукилограммовым окатышем, который он украдкой подобрал полчаса назад, проделала короткую дугу и врезалась в затылок Махана. Череп не треснул, но его содержимое пришло в негодность. Махан рухнул головой на руль, руки его безжизненно повисли.
– А? Чего? – Карась захлопал глазами.
Сообразил он не быстро, освещенности не хватало.
– Ничего, – проворчал Белый, – не обращай внимания.
Бить тем же камнем было неудобно. Он бросил его под ноги, ударил по виску урки тыльной стороной ладони. Голова Карася загуляла, словно маятник, глаза закатились. Белый двинул его вторично. Карась ударился ухом о дверь, вроде обмяк, но мигом очухался, завизжал как поросенок, распахнул дверцу. Белый схватил его за шиворот и поволок на себя, на заднее сиденье. У урки трещал позвоночник, он извивался, выплевывал слюну, сучил руками, схватился за мешок с деньгами. Зачем, спрашивается? Обкусанные ногти рвали мешковину, из нее вываливались пачки денег.
– А вот этого не надо, дружище, – прохрипел Белый, отрывая пальцы Карася от мешка, – это реквизит, его надо вернуть, а то я отправлюсь по этапу с тобой за компанию.
Карась едва не резанул ногтями по щеке Белого. Он ведь мог бы нарисовать отметину на всю оставшуюся жизнь. Белому пришлось перекрутить его, согласно правилу буравчика. Карась как-то странно выгнулся, зарылся головой в пространство между передними сиденьями. Убивать этого типа Белый не хотел.
– Ты что делаешь, сука? – сипел, надрывая горло, Карась. – Ты кто такой, ты что творишь, падла гнойная?! Тебе конец, ты знаешь об этом?
Какая только нечисть ему об этом ни говорила, и ничего, дожил до тридцати трех. Прямо как Христос, которого почему-то невзлюбили коммунисты, хотя парень для своих времен был вполне ничего. Он снова пару раз двинул Карася в висок, на этот раз кулаком.
Но эффект от этих ударов оказался совершенно неожиданным. Карась снова изогнулся, теперь в другую сторону, взвыл, как волк. Защелкали зубы, замелькали черные ногти в угрожающей близости от лица.
Белый отпрянул, выпустил на миг свою строптивую добычу. Он и моргнуть не успел, как Карась вертлявой змейкой вытек из машины, помчался, кашляя, со двора и провалился в темноту. Белый ругался в тесном салоне, бился головой о низкий потолок. Он бы выскочил, догнал бы этого обормота, да у правой двери громоздились мешки с деньгами. Оставалось воспользоваться левой дверью, что удлиняло путь.