Тайна затворника Камподиоса
Шрифт:
– Сверток в красной материи? – в Витусе зародилось подозрение. Оно было настолько невероятным, что он не дал себе додумать его до конца. – А какого именно красного цвета? Не могла это быть вот эта самая красная ткань?
Лум только отдувался, снова поглаживая свой кожаный жилет.
– Ну и вопросы вы задаете, господин кирургик! Откуда я могу это... – он оборвал себя на полуслове, сидя с открытым ртом. – Подождите-ка! Не хотите же вы сказать, что?..
– Капитан Лум, сэр! – на пороге появился крепко сбитый парень в насквозь промокшей одежде. У него было очень светлое лицо и карие глаза. – Вы капитан «Свифтнес», не так ли?
– Допустим. И что из этого?
Кареглазый набрал полную грудь воздуха, козырнул и торопливо доложил:
– Капитан, из-за молнии случилось ужасное!.. Ну, то есть... молния ударила в ваше судно!
– Клянусь всеми водорослями Саргассового моря!.. – Лум вскочил со стула, будто его пружиной подбросило. – Ты уверен, парень?
– Совершенно уверен, господин капитан! Я видел собственными глазами, как судно загорелось!
– Иду! – Лум бросился к порогу.
– Нам вас сопровождать? – Магистр нервно поправил дужку на носу. – Мы могли бы помочь тушить пожар!
– Да, неплохо бы, – Лум снова вернулся к столу, столкнувшись с Панчо, который принес поднос с тремя фужерами венецианского стекла – красным, зеленым и синим.
Трактирщик взял синий фужер.
– Вот, господин капитан, подкрепитесь на дорожку!
Лум, голова которого раскалывалась, взял фужер, опрокинул в себя его содержимое и собрался уходить.
– А кто заплатит по счету, господин капитан? Вы неплохо выпили и закусили, смею заметить, и счет составит...
– Это мы берем на себя, – перебил Витус трактирщика. – Отпустите капитана.
– Благодарю вас, джентльмены. Завтра увидимся, – и Лум исчез за дверью.
– Выпейте-ка вот этого, это будет вам на пользу, сеньоры, – озабоченно проговорил Панчо.
Он подал друзьям поднос с зеленым и красным фужерами. – Рассчитаемся еще, дело терпит.
– Что это за маслянистая жидкость? – Магистр не счел нужным притворяться вежливым.
– О-о, сеньоры, вы наверняка уже слышали об этом напитке! Мы, баски, называем его исаррой... Это очень полезный напиток, от него в голове все проясняется.
– Это было бы для нас кстати, – Витус взял один из фужеров, Магистр – другой.
– Выпьем, поднимемся к себе, возьмем вещи, расплатимся с хозяином – и прямиком в порт! – сказал Магистр.
Оба выпили одним духом.
– Я позволил себе уже спустить багаж сеньоров вниз, – сообщил Панчо, в глазах которого появился какой-то необъяснимый блеск.
– Ловко. Похоже, вы ясновидящий, раз предусмотрели наш неожиданный отъезд, – удивился Витус.
– Да, я такой! – захихикал трактирщик.
Его лицо вдруг невероятно распухло и делалось попеременно то широченным, то узеньким, как лезвие ножа.
– Ясновидящий, ох какой ясновидящий!
– Что это вдруг с моими бериллами? – растерянно спросил Магистр. Он снял очки и при этом слегка покачнулся. – Некоторые краски в комнате меняются... меняются... менять себя...
– И со мной что-то такое происходит... т-та-кое... т-та-кое... – Витус заколотил себя руками по голове, чтобы язык развязался. Он видел, что не только лицо, но и все тело трактирщика искажается. Жирная рука Панчо потянулась к толстой желтой щеке, а его поскребывание отдалось раскатом грома, куда более громким, чем до сих пор. Фигура его то невероятно увеличивалась в размерах, то делалась совсем маленькой, то растягивалась на полу, то плясала по комнате, то растворялась в воздухе. Где же трактирщик в самом деле?
– Ман... гистр, манги... – лепетал Витус. – Что тако... ниче... пить помно...
Он вспомнил, что нечто подобное, очень-очень похожее уже испытывал однажды, и силился преодолеть свои ощущения. Все тщетно. Он почти ничего больше не воспринимал отчетливо, видел, как Магистр медленно-медленно повалился на пол, разделившись при этом на две части: одна часть – само тело Магистра, а другая, с другим туловищем, одетая во все голубое с головы до ног, показалась ему удивительно знакомой. Комната начала вертеться, все быстрее и быстрее, превращаясь в пеструю круговерть, которую не под силу остановить ничему и никому на свете. Витус выпрямился во весь рост, надеясь прорваться сквозь эти разноцветные дебри, и тут перед его глазами появились жуки, но с руками и ногами, черные, волосатые, грозные, страшные. Они схватили его, и он полетел с ними куда-то...
КАПИТАН МИГЕЛЬ
Во имя благословенной Пресвятой Богородицы, объясните вы мне, как этот горбатый недоносок будет справляться с работой, которая по силам только здоровенному детине?!
– А ну, налегли на весла, братцы, налегли! – Батиста кричал изо всех сил, чтобы перекричать ветер. – Гребите, если не хотите отправиться к морскому дьяволу!
– И р-раз! И два! И три! – рулевой не уступал ему, подстегивая уставших гребцов.
Всего каких-то двадцать ярдов отделяли шлюпку от «Каргада де Эсперанса». Судно могло вот-вот сорвать с якоря. Течение, усилившееся благодаря сильнейшим порывам западного ветра, все время сносило шлюпку в сторону мола, но теперь оно как будто ослабело. К тому же команде удалось поставить галеон так, что Батиста мог со своей шлюпкой подойти к нему с подветренной стороны.
Видит Бог, они справятся! Батиста, человек, не особенно религиозный, решил поставить свечку Спасителю в ближайшей церкви ближайшего порта, в который они зайдут.
– Налегли, братцы, налегли! – кричал он так громко, что даже матросы с «Каргада де Эсперанса» слышали.
Еще пара ярдов позади! Перед ними то опускался, то поднимался на воде огромный галеон, а моряки, стоявшие у борта, пытались бросить им канат. Шлюпка то оказывалась на одной высоте с огромной надстройкой на корме судна, где находился капитанский мостик Мигеля Нагейры, то через секунду опускалась ниже пушечных бойниц; пушки в такую погоду не только приковывали цепями к одному месту, но и обматывали дополнительными войлочными прокладками соответствующей толщины, чтобы в случае чего они не разбили борт.
После нескольких неудачных попыток Батисте удалось-таки поймать конец и пропустить его сквозь кольцо над уключиной. Он посмотрел на пятерых связанных по рукам и ногам мужчин, лежавших на дне шлюпки. Клубок из человеческих тел, в тряпье, потерявшем от влаги свой изначальный цвет. Он готов был позавидовать этим бедолагам: лежат тут без сознания, и никакого дела им нет до шторма и всего, что вокруг них происходит!
Зелье Панчо сделало свое дело. Оставалось только надеяться, что парни когда-нибудь очухаются... А если нет, что ж... но об этом боцман Батиста предпочитал сейчас не думать.