Тайна Зла. Откровенный разговор с Богом
Шрифт:
В-четвертых, Ветхий Завет никогда не предлагает нам такую картину мира, которую хотели бы видеть философы — картину статичного мира, где все четко объясняется. Никогда эта картина не становится примитивной, вроде той, какую многие скептики приписывают религиозным людям, где Бог выступает как всемогущий правитель над гигантским механизмом, который должен работать определенным образом. Вместо этого мы видим куда более странный и таинственный рассказ о проекте Бога справедливости в несправедливом мире.
И в замыслы Бога входит исправление существующего творения, а не уничтожение его и создание чего-то вместо старого. И поэтому Бог стремится действовать через людей — таких, какие они есть, даже если все помышления их сердец направлены на зло, — и начиная с появления Израиля или даже Авраама они, быть может, чаще делают ошибки, чем оказывают послушание Богу. И в обширной общей истории, и в ее отдельных эпизодах мы видим, как действует Бог: Он судит и наказывает зло, чтобы поставить ему границы, не снимая ответственности с людей и не делая их пассивными пешками, а в то же время дает обетования о новых милостях и дарует их, строя новые творения, хотя такие
Четвертый пункт, хотя бы своими общими очертаниями, указывает нам, хотя и несколько туманно и неясно, на одну историю, которая являет собой кульминацию Ветхого Завета. И скорбь Бога по поводу греховности человечества, и презираемый и отвергнутый Раб, и вопрошания Иова — все это сходится в Сыне Человеческом, который, преклонив колени, в одиночестве и тревоге, готовится встретиться с чудовищами, которые уже вышли из морской пучины. История Гефсимании и распятия Иисуса из Назарета в Новом Завете представлена как странное и таинственное завершение истории того, что Бог делает со злом и что происходит с Богом справедливости, когда Он принимает человеческую плоть, когда Он пачкает свои ноги в грязи сада, а свои руки на кресте — кровью. Вся двусмысленность действий Бога в мире сходится в истории Иисуса, о которой мы поговорим в следующей главе.
3 Зло и распятый Бог
Почему умер Иисус? На этот вопрос можно дать много ответов: римляне думали, что он угрожает их безопасности; иудейские вожди возмутились его действиями в Храме; его предали ученики; Иисус верил, что в каком-то смысле именно к этому призван. Все это я гораздо подробнее рассматривал в главе 12 книги «Иисус и победа Бога» [3] .
Но если мы спросим «Почему умер Иисус?» в более глубоком смысле, размышляя о том, почему, в соответствии с замыслами Бога, Иисус должен был умереть, мы переходим от исторического анализа событий и мотивов к богословскому вопросу, что Бог решил сделать со злом. В итоге именно этот вопрос — непременная составляющая всех теорий «искупления». А для рассмотрения такого вопроса необходимо иметь представление о том, что же такое «зло». По своей природе — это вроде улицы с двусторонним движением: здесь нельзя сначала построить свои представления о зле, а потом перейти к доктрине искупления, чтобы показать, как Бог решает эту проблему, — хотя некоторые идут именно таким путем. Новый Завет и дальнейшая история христианства показывают нам, что христианские богословы нередко, если не обычно, в изумлении, ужасе и благодарности созерцали распятие Иисуса, а уже отсюда черпали глубокое понимание природы зла. «Если чрез Закон — оправдание, — значит Мессия напрасно умер», — писал Павел (Гал 2:21). [4]
3
N.T.Wright, Jesus and the victory of God, christian origins and the question of god series (london: spck, 1996).
4
Здесь и далее, если это не оговорено особо, Новый Завет приводится в переводе епископа Кассиана (Безобразова) с необходимой коррекцией. — Прим. пер.
В первой главе я утверждал, что зло вполне реально и могущественно, что оно больше суммы отдельных грехов и что его невозможно должным образом понять с помощью дуализма, будь то дуализм онтологический, когда тварный мир воспринимается как зло, а решение заключается в бегстве из него, или дуализм социологический, который делит мир на (хороших) «нас» и (плохих) «их». Затем, во второй главе, разбирая Ветхий Завет, я утверждал, что все книги канона вместе, а не отдельные важнейшие части, такие как, например, Книга Иова, рассказывают одну историю — с самых разных точек зрения, что может озадачить читателя, — о том, что Бог (причем, важно помнить — Бог Творец) делает со злом. У Бога есть свой замысел: это смелый и рискованный план, который ставит Бога в самое двусмысленное положение — так что кому-то это может показаться хитростью, — Он становится кем-то вроде двойного агента, скомпрометировавшего себя с многих сторон ради того, чтобы разрешить проблему. Для осуществления этого плана нужно сконцентрировать все зло в одной точке, чтобы здесь с ним разобраться. К ветхозаветным символам, которые говорят о стратегии Бога в отношении зла, принадлежит Храм, где постоянно совершающиеся жертвоприношения напоминают и о грехе, и о благодати, кроме того, это символы в виде людей, таких как царь, священник и пророк, а также Раб и Сын Человеческий, о которых мы говорили. Обе последние фигуры появляются в тот самый момент, когда Израиль, народ, несущий Божье обетование об избавлении мира от зла, сам страдает под бременем силы зла.
Почему Он допустил такое
И это возвращает нас к отправной точке размышлений. Разные формы богословия креста, объясняющие, что Бог совершил с грехом через смерть Иисуса, обычно не рассматривают более широкую проблему зла, которую я описал в первой главе. Вместе с тем большинство мыслителей, рассматривавших «проблему зла» в рамках философско- богословского подхода, обычно слишком мало размышляли о кресте как части и анализа, и решения этой проблемы. Эти два понятия разделились, как будто они плохо
Заново перечитывая евангелия
Нам следует снова прочитать евангелия и увидеть в них то, что там написано, а не то, чего там нет. Часто кажется — я это прекрасно знаю, потому что долгие годы преподавал и принимал экзамены у студентов университета, где все еще действовала упомянутая выше парадигма, — что в евангелиях не так уж много «богословия искупления». Нередко «богословие креста» Марка сводят к одному-единственному стиху 10:45, который перекликается с Ис 53, потому что там говорится, что Сын Человеческий придет «дать душу Свою как выкуп за многих», lutron anti polldn. Лука, который, по всей видимости, сознательно в этом не следовал за Марком, тем самым как бы отказался развивать идею какого-либо рода искупления. Кроме того, на богословие искупления косвенно указывает Тайная вечеря и повествования о распятии, особенно содержащиеся в них библейские аллюзии. Но большая часть евангельского текста, если его читать в рамках ведущей традиции как исследования, так и церковной жизни — говоря о церковной жизни, я имею в виду стремление понять богословие искупления для его применения на практике, — мало чего сюда добавляет, разве что служит общим повествовательным фоном для богословия искупления, основанного на сочинениях Павла, Послании к Евреям и Первом послании Петра.
Что мы узнаём о зле из евангелий
По ночам зло обретает свободу, распоясывается, чтобы делать свое дело с помощью своих подмастерьев
Однако когда мы читаем евангелия как единое целое — есть все основания думать, что они и были написаны для такого чтения, — мы видим, что они рассказывают двойную историю, в которой сливаются воедино темы, рассмотренные нами в первых двух главах. Это история того, как зло мира — политическое, социальное, личное, нравственное, эмоциональное — достигает наивысшей силы, а также рассказ о том, как осуществление Божьего долговременного плана относительно Израиля (и себя самого!) наконец-то достигает кульминации. И обе эти истории входят в историю о том, как Иисус из Назарета возвещал Царство Божье и умер насильственной смертью. В настоящей главе я раскрою это богатое смыслом утверждение, а затем покажу, что евангелия, если их читать таким образом, дают нам одновременно и более полное богословие искупления, и более глубокое понимание проблемы самого зла и того, что с ней делать сегодня.
(i) Евангелия рассказывают о том, как политические властители этого мира, исполненные гордости, достигли своих высот. Все первые читатели евангелий прекрасно понимали, что само слово «евангелие», не говоря уже о выражении «царство Божье», бросало прямой вызов режиму кесаря, новость о правлении которого в Римской империи называли «благой вестью», «евангелием». Рим стоит теневым фоном за всеми евангельскими историями, и когда Иисус наконец встречается с римским правителем Пилатом, проницательный читатель чувствует, что наступает развязка, становится явным то противостояние, которое здесь присутствовало в скрытом виде изначально. Подобным образом (о чем наиболее выразительно говорит Евангелие от Матфея) присутствие династии Иродов и судьба Иоанна Крестителя постоянно напоминают о том, что местная иудейская (или так называемая иудейская) псевдоаристократия никак не желает терпеть присутствие альтернативного «царя иудейского» или весть о нем. И наконец, коррумпированный режим Каиафы и первосвященнического клана выходит на сцену также только в кульминационный момент повествования как часть глубинной структуры проблемы, когда человеческие системы стараются всеми доступными средствами пригвоздить Иисуса ко кресту, что им и удается.
(ii) Таким образом, евангелия рассказывают и о порче самого Израиля, где люди, носившие решение проблемы, сами стали ее частью — причем, по ужасающей иронии судьбы, из-за которой Павел рыдает всякий раз, когда думает об этом, стали центральной частью проблемы. Фарисеи предлагают свое толкование Торы, чтобы достичь святости, но это только усугубляет положение вещей. Священники в Храме приносят жертвы, которые должны свидетельствовать о Божьей благодати, но вместо этого свидетельствуют о наличии коррумпированной системы с претензией на особые привилегии. Бунтовщики желают посвятить себя делу Божьего Царства, врывающегося в этот мир (Мф 11:12), но их попытка одолеть насилие другим насилием может привести только к торжеству насилия, а не к победе над насилием. Это значит, что Иисус погибает не только от рук языческих народов, но и от рук Израиля, который стремился — как и в тот день (и здесь тоже была горькая ирония), когда он впервые пожелал поставить над собой царя, — стать «как все народы» (1 Цар 8:5, 20), и теперь говорит, что у него нет царя, кроме кесаря (Ин 19:15).