Тайна Змеиной пещеры(Повесть)

Евтушенко Анатолий Григорьевич

— Ветряк не шутка. Кормилец. Работать работает, а есть не просит. А дед Кравец для колхоза, считай, сокровище. Вечный труженик. Такого мельника днем с огнем во всей округе не сыщешь.

Переглянулись ребята: «Ну, кто ответит?» Яшка почему-то отступил. Тогда и собрался с духом Антон:

— Папа, мы ничего не делали.

— Ты помолчи, с тобой разговор особый, — остановил Антона отец. — Ну, скажи ты, Пухов.

Васька зарделся до ушей. Не ждал он, что ему придется держать ответ. Он был и ростом пониже, чем другие, и бойкостью не отличался. На него никто и

внимания не обращал в серьезных делах.

Пухов решил оправдать доверие председателя:

— Это я все натворил, дядя Грицько.

— Как это натворил? — переспросил его председатель.

Васька стушевался. «Неужто перестарался?» — подумал он и приготовился к худшему. Замолчал, но тотчас же решил все исправить.

— Поджигал не я, но вина моя, — скороговоркой выпалил Васька.

«Это отец приучил его брать вину на себя», — подумал Антон.

Председатель поинтересовался, кто же поджигал?

Тут уж не вытерпел Сережка:

— Чего он мелет? Гроза в ветряк ударила!

— Конечно, гроза, — с радостью согласился Васька. — Только мельник побежал меня спасать, и так вот с ним вышло.

Председатель неожиданно для всех улыбнулся. Глупыши, мол, сами на себя наговаривают.

— Тут одна бабонька слух пустила, что пожар — это ваша работа. Ну, да у нее языка. Иной раз намолоть может столько, что ветряк позавидует. На наше счастье мельнику лучше стало. Поживет еще дед и сам вам спасибо скажет. От меня тоже за то, что вытащили деда из огня, благодарность. Верно в общем и в частности действовали. Я даже не ожидал такого. Хорошо, что с этим у вас по-мужски получилось. Но позвал я вас не за тем. Самый трудный разговор впереди.

Председатель прошелся по кабинету, поглядел в посиневшее предвечернее окно. В поисках продолжения трудного разговора торопливо подошел к ребятам, остановился.

— Садитесь на скамейку, а я вот так постою.

Ребята уселись. Председатель нашел наконец нужные слова:

— Я обещал вам звуковое кино показать за то, что вы на сене поработаете. А вот теперь выходит, что ничего такого не будет.

У Антона приподнялись брови. Как же это? Он всем ребятам толковал, что кино будет. Собрал целую ораву. Ездили, копнили и вдруг — на тебе. Хорошенькое дельце!

Неожиданными были для Антона отцовские слова. Он даже заерзал, сидя на скамейке.

Отец заметил это:

— Бригадир не дождался меня и оставил вот тут на столе записочку. Чтоб мои глаза ее век не читали. Про бригадира не скажешь так, как про ту бабку, что языком мелет на зависть ветряку. Ему приходится верить. Вот он пишет, что «…до полуночи, пока луна светила, все работали хорошо. Потом цыганчук свалился с арбы, чтоб ему все хорошо обошлось. Я им сказал: отдыхайте до утра, а утром, как полагается, обратно же продолжить работу до горячего солнца. Согласились и остались ночевать под скирдой. Я уехал. Приезжаю чуть свет на покос… батюшки-святы — все копны разворочены, девчонки голосят, а четверых молодцов вовсе нету: твоего, Пухова, Курмыка и цыганенка. Кто копны разворотил, догадаться нетрудно.

Григорий Иванович, будь добр, не присылай

больше таких помощников — обойдусь».

— Вот такое получается кино, — заключил председатель.

Антону хотелось крикнуть: «Не верь, папа!», но отец уже однажды остановил его, и поэтому он обратился к друзьям:

— Чего молчите?

— Ты чего за них прячешься? — голосом, не обещающим ничего хорошего, спросил отец.

— Этот бригадир, папа, хуже той бабки.

— Ты у меня поговори! — застучал отец косточками пальцев по настольному стеклу.

— Папа, ты мне не веришь? — Антон встал со скамейки.

— Верю, когда ты правду говоришь.

— Мы этого никак не могли, — вступил в разговор растерявшийся Яшка.

— Ты, председатель, верь на слово, — встрепенулся вдруг Сережка. — Цыган своему человеку ни в жизнь не соврет.

— На слово, говоришь? А бригадиру прикажете не верить? Вот что в этой записке на обороте написано. Я не стал вам читать ее до конца, думал сознаетесь по-хорошему. Вот… «мне про этих хлопцев один парняга сказал до точности. Встретил меня в селе и спрашивает: кино бесплатное будет? Я ответил: не заслужили, а он говорит: я знаю, кто разворотил копны, и назвал всех четверых».

— Что теперь скажете?

— То же и скажем. Брешет парняга. Брешет! — резко ответил Яшка.

На прощание председатель посоветовал подождать до завтра — пусть сено после сегодняшнего дождя просохнет, пойти с вечера и поработать так, чтоб разговор был закончен и чтоб не было никакого позора.

Сено — сеном, его сложить надо, даже если каждому придется поработать за троих. Труднее снять обвинение, тут уж ничто не поможет.

Васька Пухов вышел из конторы последним. К удивлению ребят, он еще мог разговаривать.

— Так обидно, хоть мать зови.

— Мать не надо, — ответил ему Антон, — а отца твоего позвать надо. Он может сказать, что мы были у него в Макаровой балке.

— А где были до того, он знает? — резонно заметил Сергей. — Могут сказать: разломали копны и сбежали. Голова ты моя, раскудрявая.

— Нет, нет, — вмешался в разговор Яшка, — надо начинать с того парняги, который нас оговорил.

Эта мысль всем понравилась, особенно Антону. Отец сказал, что «никакого кина не будет». Эти слова уже кто-то говорил? Антон остановился, обернулся к ребятам и выпалил на одном дыхании свое открытие:

— Ребятушки… Утром Афонька кричал нам вдогонку: «Никакого кина не будет». Точно, а?

С Антоном согласились. Он обнял друзей и предложил план, созревший в одно мгновение. План был принят. Ребята разошлись по домам с надеждой на то, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего. Каждому из них еще предстояло держать ответ перед особым, неповторимым для каждой семьи домашним законом.

Редко Антону приходилось видеть мать праздно сидящей. А тут диво и только. Сидит за выскобленным до бела деревянным столом, положив перед собой оголенные до локтей руки. Антон остановился. Никогда он не замечал раньше, до чего материнские руки с древесиной стола сливаются. Даже прожилки на руках и на столе одинаково набухли.