Тайна Змеиной пещеры(Повесть)
Шрифт:
— Хватит? — спросил Антон.
— Еще! — резко ответил Яшка.
— Надо из него дух испустить, — резонно сказал Сергей. — Вся сила — в духе.
Копна без устали качалась. Слышался дикий рев. Потом все успокоилось. На белый свет ребята вытащили Рыжего. Он перевернулся на спину и потрогал рукой поцарапанный живот.
Яшка предупредил:
— Лежи спокойно, сейчас будет суд. Начинай, Антон!
«Преступник» продолжал лежать, а «судьи», склонив головы, стояли над ним.
— Я предлагаю, — начал Антон, — вот что. Васька, беги за вилами. Пусть он сложит те копны,
— Это раз! — Сережка загнул палец.
— Согласен, — сказал Рыжий безучастно.
— Пусть признается, — продолжал Антон, — в том, что потрошил на Самаре нашу сетку.
— Не признаю этого, — был ответ.
— На берегу остались следы твоих ног, — настаивал Антон.
— Не брал я сетку, не брал! — возмущался Рыжий.
— Если это правда, ешь землю. Кто за это?
Ребята переглянулись, но проголосовали дружно.
Земля показалась Рыжему невкусной, он взмолился:
— Я лучше сена поем, ребята, а? Можно? Сена поем лучше.
Ему разрешили закусить сеном.
Васька Пухов прибежал с вилами и рассказал, что девчонки складывали последнюю копну, как вдруг Зинка напоролась ногой на что-то острое. Ногу завязали косынкой.
Яшка предложил не давать вилы Афоньке. Пусть складывает руками, а поправить копны и завершить можно и без него.
Работал Рыжий под стражей, стоявшей со всех четырех сторон. После этого Афоньку привели к девчонкам и снова заставили лечь навзничь. Кто-то обозвал его врагом колхоза, он промолчал.
«Суд» постановил: «приговорить» Афоньку к пожизненному подчинению ребятам слободы. Если он не согласится на это, ребята завтра расскажут участковому милиционеру о том вредительстве, которым занимался Афонька на сенокосе. И тогда ему несдобровать.
Афонька согласился.
Но самым невыносимым наказанием для Рыжего было то, что его заставили всю дорогу тащить на себе раненую Зинку. Заправски сидя на плечах, она держалась за Афонькину шевелюру. Оглядываясь, Зинка кричала ребятам:
— Это ему, рыжему мерину, не только за сено наказание, это ему и за аистенка!
Когда ручейки пота, стекая по щекам, попадали Рыжему в уголки рта, он недовольно фыркал. Когда мокрые пряди, прилипая ко лбу, закрывали ему глаза, Рыжий начинал спотыкаться, его качало из стороны в сторону. Зинка шпорила его босыми пятками.
— Но, Рыжий! Скачи поживее, не то в милицию отведем!
Вслед за Афонькой и Зинкой бежала толпа мальчишек и девчонок. На все лады они подбадривали Афоньку.
— Держись, Афоня!
— Не трусь, прорвемся!
— Зин, хватит тебе! Дай прокатиться!
Афонька замедляя шаг, мычал от злости, но свергнуть с плеч хохотавшую Зинку не решался. Вокруг него прыгали и кувыркались слободские сорванцы, с которыми лучше не связываться, пока они вместе, а он, Афонька, один. Чуть сзади идут Яшка и Антон.
Антону не хотелось расставаться с Яшкой. С ним хорошо хоть где. Среди поселковых не страшно, не подведет Яшка. И среди слободских интересно с ним. Яшка больше всех белого света повидал.
— Может не поедешь? — в который раз спрашивал Антон. — Поставим другую сетку в омуте, в пещере заночуем. Тоже интересно. Там теперь тоже
— Надо ехать, — степенно отвечал Яшка. — Мне с отцом потолковать надо.
— А когда мы того, что сетки и рыбу забирает поймаем? Ты обещал.
— Не торопись, поймаем. Как возвращусь. Кто в первый раз не поймался, того во второй непременно потянет опять. Попадется.
В мыслях своих Яшка уже был далеко, за дальними далями. За морями и песками в раскрашенных как на картинке горах. Там, где его отец-непоседа бродит по склонам, ищет какие-то камни.
— Ты, знаешь, Антон, тянет меня в горы, как отца. В горах мне снится степь, а тут не хватает ущелий, пещер, обвалов. А еще, понимаешь, поклялся я разгадать тайну Змеиной пещеры. Это проклятое «уркум» не дает мне никакого житья. Вспоминаю, когда я нацарапал рядом с ним свое «мукру», мне показалось, что привязан к этой тайне. Может это чепуха на постном масле, а может и нет. Откуда человеку знать, что ждет его в горах за самым ближним перевалом, когда идет он по незнакомой тропе. Такое вдруг откроется, что и присниться не может. Так и эта старая тайна. Есть в ней свой перевал, только бы дойти, докарабкаться до него, а там… И омут, и потрошитель сеток, и Рыжий, — это так, семечки, если взяться да разобраться. В горах, у самой границы, — вот это да! Там настоящие нарушители лезут. Бывают случаи, пацаны, вот такие как мы с тобой, задерживают их и получают награды.
Зинку ссадили с Рыжего у самого ее двора. Хотели взять под руки, чтоб помочь ей доковылять до порога, но она вырвалась, чмокнула одуревшего от усталости Афоньку и вприпрыжку побежала домой. С порога крикнула, заливисто и радостно смеясь:
— Одурили дурака на четыре кулака! Спасибо, Афоня!
Рыжий опустился на землю. Он мог вынести насилие над собой. Но обмана, такого обмана от девчонки, от конопатой Зинки, которая больше всех донимает его своими дразнилками, такого он перенести не мог. На глазах у целой толпы огольцов она посмеялась над ним безнаказанно.
У него не было сил, чтоб в голос заплакать. Злость трясла его. Окружавшим его ребятам показалось, что Рыжий беззвучно плачет.
— Ну что, Афоня, — спросил подошедший Антон, — будешь убивать аистов? Будешь колхозное сено губить?
Афонька молчал и тогда за него ответил Яшка:
— Не будет. Ну что он, дурак, что ли? Давайте, ребята, расходиться по домам. И чтоб никто об этом ни гу-гу. Он перед нами провинился — мы его и наказали. Должен понять, что не только нам вредит. А не поймет, тогда пусть с ним председатель да участковый занимаются.
С тем и разошлись. Расставаясь с Антоном, Яшка неожиданно спросил его:
— Ты когда-нибудь рыжие камни видел?
— Видел. Под кручей около Самары. Там еще родник бьет. А что?
— Да так, ничего, — неопределенно ответил Яшка. — В горах встречаются камни ржавые, как железка.
— Ну и что? — недоумевал Антон.
— Я тебе уже говорил, что лазутчик Ашир-бея, которого в перестрелке смертельно ранили, повторял одно и то же: «ржавый камень», «ржавый камень». Если подумать, то может в этих словах и смысл есть. Понимаешь?