Тайна Змеиной пещеры(Повесть)
Шрифт:
Антон откровенно признался:
— Ничего не понимаю.
— А я начинаю понимать, — тут Яшка неожиданно встрепенулся, вскинув лицо к небу. — Гляди, гляди. Звезда упала. И прямо на восток. Держи руку. Не пройдет и месяца, как я привезу тебе разгаданную тайну Змеиной пещеры.
Глава пятая
Не
Одна-единственная полуторка на весь колхоз и впрямь тянула к себе и малого и старого. Люди уже привычно глядели на колесный «ХТЗ» и гусеничный «ЧТЗ», на комбайн, так удивлявшие их несколько лет назад. Даже автомобиль, если он едет через село и, не останавливаясь, скрывается за окраинным поворотом, тоже не ахти какая невидаль. Но когда в колхозе появился свой газик, свое бегающее чудо, которое каждый вечер ставят в гараж, как лошадь в конюшню, а по утрам так же деловито выводят — в это поначалу поверить было трудно. Каждому хотелось потрогать машину, похлопать по кузову. И, если Митька отвернулся, нажать на сигнал — магическую пуговицу в центре руля, весело кричавшую свое бип-бип.
«От этих сигналов я, грю, скоро заикой стану», — сердился Митька. Но помочь ему ничто не могло. Отбоя и от взрослых и от детворы не было. И виновата была не только машина, у которой был «самый сильный магнит». Таким же магнитом был и сам Митька.
Ребята раскусили его сразу: кричит, сердится, а на лице — улыбка. На голове у Митьки стриженый ежик. Глаза с усмешечкой. Худощавый. И самое удивительное для ребят — Митька говорил не по-украински, а по-русски. Дразнил мальчишек хохлятами, и никто на него не был в обиде. Одевал он голубую футболку с белым воротничком и шнуровкой на груди. Схватит, бывало, мальчонку за руку, обзовет «вездесущим» или «любопытной Варварой, которой нос оторвали», подведет к мотору, прикоснется к проводку и мальчишку легким током так и пронижет до пяток. Смеются.
Что Яшка получил от отца телеграмму, знало все село, а что его повезут на станцию на машине, кроме Митьки, знали немногие. Антон удивился: для одного Яшки отец дал машину. По воскресеньям для поездки на базар и то с трудом давал.
— Киргизия — это тебе не базар, — растолковывал ему Яшка.
В гараж они пришли, как только взошло солнце. Митька дал им по мокрой тряпке и разрешил протереть машину. Попросил накачать запаску. Приладил насос и сказал:
— Качать до тех пор, пока весь дух из вас в камеру не перейдет.
Качали, качали — весь дух вышел, а камера мягкая. Тогда Митька с улыбкой и говорит:
— Давайте я добавлю. — Добавил, и враз колесо готово. Довольный такой стоит. Ребята на него смотрят и тоже радуются неведомо чему. А он им вдруг и говорит:
— Сейчас махнем на станцию. Нам опаздывать нельзя. Жена ко мне из Донбасса приезжает. Поняли? Надо встретить. Григорий Иванович отпустил до обеда. Отвезем Яшку, а оттуда привезем жену и коробки с киноаппаратурой прихватим. Все ясно?
Как не понять
Газик у него всегда в аккурате. Чистый, нарядный, как и сам Митька. Кто не знает, поглядит и ни за что не скажет, что он шофер. Он и на карточке, которая стоит у Антона на столе, снялся такой. На этой карточке снят колхозный газик. Полон кузов мужиков, в уголке Антонова сестренка в маечке пристроилась, а внизу у кабины Митька и председатель стоят рядом, как самые главные и ответственные за все люди. Антон не знал, когда они фотографировались, не то он непременно бы стал рядом с Митькой и отцом. Но эта карточка вышла без него. Уж как Антон ни старался, чтоб все интересное обязательно только при нем свершалось, нет, не поспевал!
Митька помыл руки, заглянул в зеркальце, торчащее из кабины, подмигнул себе — был, видно, всем доволен.
Яшка попросил мать, чтоб не провожала. Зачем идти ей, на людях слезы расходовать?
Пока ехали по селу, всех собак поставили на ноги. Ребята знали всю слободскую псарню поименно. А Митька поглядел на ребят и сказал, когда они уже за село выехали:
— Я грю, чем село в первую очередь от города отличается? Тем, что городские собаки за машинами не бегают и не лают на них — привыкли.
Яшка сидел задумавшись. Его полные губы были плотно сжаты. На подбородке обозначилась ямочка. Его, по мнению Антона, ничем не удивишь. Он не только на автомобиле, но и на поезде, и на пароходе, и на чем только ни ездил. Он сам в Киргизию ездит.
Антон — другое дело. Он дальше районного центра Петропавловки не был, да и то повезло только потому, что заболел скарлатиной, и мать со слезами оставила его там в больнице ровно на три недели. Петропавловка — тоже село, но школа там двухэтажная. Кроме того, по утрам, в открытое больничное окно там слышны далекие паровозные гудки, которые долетают с попутным ветром со станции.
Проехали кладбище, поросшее барбарисом, проехали школу. Слева показался подгорелый ветряк. Глядеть на него — одна печаль. Антон отвернулся.
С обеих сторон к грейдеру подступают и тянутся к машине клены. Вот большой мост через Самару.
Яшка улыбнулся. Вспомнилось ему, как ходил он здесь по перилам. С одной стороны у него мост, а с другой — далеко внизу — окованные угловым железом ледорезы. Кроме Яшки по этим перилам никто не решался бегать. Антон пробовал. Кружится голова и тянет в пропасть.
За рекой начинается другое село, другой мир. Одно название чего стоит — Александрополь. Такого названия больше нет нигде. Если Митька повернет направо, они поедут по той самой улице, на которой пять лет назад жил с отцом и матерью Антон.
Из-за кустов бузины смотрит на Антона знакомая хата. В эти окна он целыми днями, сидя под замком, глядел на улицу. Старший брат ходил в школу, мать и отец работали. Особенно было страшно зимой. В трубе гнусавил ветер, а во двор забегала огромная собака — вылитый волк.